История моей жизни. Воспоминания военного министра. 1907—1918 гг.

22 октября мы с Рербергом выехали для осмотра в Севастополь и Николаев. Перед моим отъездом, 18 октября, в Петербург вернулся И.В. с женой, побывавшие после Франценсбада в Дрездене, Париже и Черевках, а 20 октября приехал Володя, которому я через Остроградского выхлопотал прикомандирование к Генерал-инспекции кавалерии. Цель этого прикомандирования была двойная: дать ему возможность подготовиться к Академии и вырвать его из провинциальной глуши, где он начал увлекаться барышней Ильяшенко, на которой, однако, не имел средств жениться.

В Севастополь мы поехали в министерском вагоне, в котором Рерберг, я и Григорович имели свои отдельные купе; при нас был делопроизводитель нашей комиссии, чиновник Государственной канцелярии Неклюдов, а при Григоровиче – три офицера. До Севастополя мы ехали почти двое с половиной суток, в течение которых было много деловых разговоров по морским делам в салоне нашего вагона. В Севастополе мы провели три дня. Нам отвели бывший дом великого князя Алексея Александровича, где нам устроили и все хозяйство, так что мы там довольствовались на артельных началах. Мы осмотрели минный порт, адмиралтейство, угольную площадку в Киленбалке, пороховые погреба и мастерские для заливки снарядов толом в Сухарной балке, посетили строившиеся корабли «Иоанн Златоуст» и «Евстафий». Григорович смотрел почти готовый корабль «Иоанн Златоуст», и я присоединился к нему; в течение полутора часов я за ним лазил вверх и вниз по всевозможным лестницам, пролезая через горловины (люки), в которых я при своей комплекции боялся застрять, но все же этот осмотр был крайне интересен, так как дал понятие о чрезвычайной сложности устройства корабля. Большое впечатление произвело на меня автоматическое заряжение двенадцати дюймового орудия, совершавшееся в 31–32 секунды[229].

Два раза мы были в гостях у главного командира порта, адмирала Бострема, к завтраку и к обеду. Дом главного командира роскошный, так же как и его дача, и вовсе не соответствовал содержанию, которое было присвоено должности.

Вечером 27 октября мы выехали из Севастополя в том же вагоне и через Синельниково поехали в Николаев, куда приехали 29-го утром. В Николаеве мы пробыли один день, причем осмотрели адмиралтейство и частный судостроительный завод, и вечером выехали обратно в Петербург.

На следующий день нам в Харькове пришлось ждать поезда, к которому прицепили наш вагон, от половины шестого до четверти десятого вечера. У Григоровича в Харькове были знакомые, к которым он поехал; сидеть вдвоем с Рербергом мне не улыбалось, а потому я надумал навестить семью Ильяшенко, в которой Володя постоянно бывал, чтобы поблагодарить за ее хорошее отношение к нему и, кстати, познакомиться с нею.

Начальник станции по телефону узнал мне в полиции адрес Ильяшенко, и я, пообедав на станции, поехал к ним. Полиция, узнав, что я собираюсь к ним, предупредила их о моем приезде, так что меня уже ждали. Я застал семью за чайным столом: мать с двумя дочерями и двух офицеров, из коих один был женихом старшей дочери; молодежь вскоре уехала в театр, а я, посидев три четверти часа, вернулся на вокзал. Впечатление от этого знакомства было, конечно, очень поверхностное, тем более что молодежь все время молчала, но в общем – симпатичное.

Утром 1 ноября я вернулся в Петербург, пробыв в поездке девять с половиной суток[230]. Это была первая моя разлука с женой со времени нашей свадьбы. Мы вновь усердно переписывались; с пути я ей послал восемь телеграмм и семь писем и получил одну телеграмму и восемь писем: два – в Севастополе, четыре – в Николаеве, а два письма, опоздавшие в Николаев, вернулись ко мне в Петербург. Особенно курьезно вышло в Николаеве, куда письма адресовались на имя командира порта, который и передал мне в один день, но в два приема, четыре письма, писанные женским почерком; очень вероятно, он заподозрил, что они были не от жены.