Как уже было сказано, я переводил довольный и благосклонный взгляд с одного предмета на другой.
Вдруг я заметил на козетке, стоявшей на месте камина, что-то вроде черно-белой муфты, которой не видел прежде.
Я приблизился.
Муфта мурлыкала самым сладострастным образом.
Это был спящий котенок.
— Госпожа Ламарк! — крикнул я. — Госпожа Ламарк!
Госпожа Ламарк была кухарка.
— Я знала, что господин вернулся, — сказала г-жа Ламарк, — и если я не поспешила засвидетельствовать ему свое почтение, то только потому, что готовила рагу под белым соусом, а господин — он ведь сам повар — знает, как легко сворачивается этот проклятый белый соус.
— Да, это мне известно, госпожа Ламарк; но вот чего я не знаю, — откуда ко мне явился этот новый постоялец.
И я указал на кота.
— Сударь, — сентиментальным тоном произнесла г-жа Ламарк, — это Антони.
— Что значит Антони, госпожа Ламарк?
— Иначе говоря, найденыш, сударь.
— Ах, бедное животное!
— Я знала, что господин заинтересуется этим.
— И где вы его нашли, госпожа Ламарк?
— В подвале, сударь.
— В подвале?
— Да. Я услышала: «Мяу, мяу, мяу!» — и сказала себе: «Это может быть только кошка».
— Правда? Вы так и сказали?
— Да, и я спустилась, сударь, и за вязанками хвороста нашла бедняжку. Тогда я припомнила, что господин один раз сказал мне: «Госпожа Ламарк, надо бы завести кошку».
— Я это говорил? Думаю, вы ошибаетесь, госпожа Ламарк.
— Именно так вы и говорили. Тогда я сказала себе: «Раз господину хочется кошку, эту послало нам Провидение».
— Вы себе это сказали, дорогая госпожа Ламарк?
— Да, и подобрала котенка, как вы видите.
— Если вам совершенно необходим гость, с которым можно разделить чашку кофе, вы не должны себя стеснять.
— Только как нам назвать его, сударь?
— Мы назовем его Мисуф, если вам угодно.
— Как если мне угодно? Вы хозяин.
— Только следите, госпожа Ламарк, чтобы он не съел моих астрильд, моих амадин, моих рисовок, моих вдовушек и моих ткачиков.
— Если вы боитесь, — войдя в комнату, сказал Мишель, — так есть одно средство.
— Для чего средство, Мишель?
— Средство помешать коту есть птиц.
— Посмотрим, что за средство, друг мой.
— Сударь, у вас есть птичка в клетке; вы закрываете клетку с трех сторон, вы раскаляете решетку, вы кладете решетку с той стороны клетки, что осталась открытой, вы выпускаете кота и выходите из комнаты. Кот готовится к нападению, он подбирается и одним прыжком падает всеми четырьмя лапами и носом на решетку. Чем больше раскалена решетка, тем лучше он исцелится от своего желания.
— Спасибо, Мишель… А что с трубадуром?
— В самом деле, я совсем забыл, что с этим и шел сюда. Так вот, сударь, дело сделано: он отдает Потиша за сорок франков, только просит взамен двух белых мышей и морскую свинку.
— Но, Мишель, где, по-вашему, я должен взять двух белых мышей и морскую свинку?
— Если вы хотите поручить мне это, я знаю, где их взять.
— Что значит — хочу ли я вам это поручить? Да вы окажете мне величайшую услугу, если возьметесь за это.
— Так дайте мне сорок франков.
— Вот вам сорок франков, Мишель.
Мишель взял сорок франков и ушел.
— Не будет ли нескромностью спросить, — произнесла госпожа Ламарк, — что означает «Мисуф»?
— Но, милая госпожа Ламарк, «Мисуф» означает «Мисуф».
— Значит, Мисуф — это кошачье имя?
— Без всякого сомнения, поскольку Мисуфа так звали.
— Какого Мисуфа?
— Мисуфа Первого. Ах да, правда, госпожа Ламарк, вы ведь не знали Мисуфа.
И я впал в такую глубокую задумчивость, что г-жа Ламарк скромно решила подождать другого случая, чтобы узнать, кем был Мисуф Первый.
XVIII
МИСУФ ПЕРВЫЙ
Часто или редко, но вам, конечно, случалось зайти в лавку старьевщика.
Там, полюбовавшись голландским стипо, ренессансным ларем или древней японской вазой; подняв на уровень глаз венецианский бокал или немецкий кубок; рассмеявшись в лицо китайскому болванчику, качающему головой и высовывающему язык, вы внезапно прирастали к полу в углу, устремив глаза на маленькую, наполовину скрытую в тени картину.
Темноту озаряло сияние вокруг головы Мадонны с младенцем Иисусом на коленях.
Мадонна возвращала вас к какому-нибудь воспоминанию детства, и вы внезапно ощущали, как ваше сердце заполняет сладкая печаль.
Тогда вы, забывшись, шаг за шагом спускались в глубь самого себя, не помня об окружающих, не думая о том, где вы находитесь и зачем сюда пришли; крылья воспоминания уносили вас, вы летели, словно у вас был волшебный плащ Мефистофеля, и снова оказывались ребенком, полным надежд и ожиданий, перед своей давней мечтой, которую вид святой Мадонны пробудил в вашей памяти.
Так вот, в эту минуту со мной произошло нечто подобное: имя Мисуфа перенесло меня на пятнадцать лет назад.
Моя мать была жива. В те времена я еще испытывал счастье иногда дать себя побранить матери.
Моя мать была жива, а я служил у г-на герцога Орлеанского, и это давало полторы тысячи франков.
Я был занят работой с десяти часов утра до пяти часов пополудни.
Мы жили на Западной улице, и у нас был кот по имени Мисуф.
Этот кот упустил свое назначение: ему следовало бы родиться собакой.