Скорее всего, преобладание купцов-старообрядцев в российской промышленности и торговле можно объяснить их редкостной корпоративной солидарностью. Будучи в обществе маргинальной группой, они старались не пускать в занятую ими нишу людей не своей веры. И в то же время очень «по-свойски» обходились с единоверцами. Помогали при необходимости, выручали. А уж дать единоверцу деньги в рост, поставить его на счетчик, как теперь делается новыми нашими предпринимателями, для старообрядцев было совершенно немыслимо. Вообще к такому способу наживы в старину было отношение весьма презрительное. Вот как писал об этом один из Рябушинских — Владимир Павлович — в своих воспоминаниях: «На вершине уважения стоял промышленник, фабрикант, потом шел купец-торговец, а внизу стоял человек, который отдавал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы дешевы его деньги ни были и как бы приличен он сам ни был. Процентщик!» Вот такой в старину был русский бизнес. Теперь у нас все прямо наоборот. Теперь у нас процентщики (их называют по-новому красиво и непонятно — олигархи), теперь они на вершине уважения. За ними идут «челноки». А промышленников, фабрикантов у нас нет вовсе. В России ничего больше производить не надо. А раз теперь все прямо наоборот, значит это не русский бизнес. Это модель какого-то другого, совершенно чуждого нам по укладу народа.
Интересно также заметить, что религиозная обособленность промышленников-старообрядцев нисколько не отрывала их от общероссийских интересов. То есть они жили не интересами только своей корпорации, хотя и этим тоже, но прежде всего они чувствовали себя коренным народом, ответственным за отечество и любящим отечество. Когда К. Т. Солдатенков завещал построить огромную больницу на Ходынке, он же не полагал, что лечиться там будут одни старообрядцы. Он делал это для всех москвичей без различия их верований. Когда С. Т. Морозов передал «никонианину» и к тому же родственнику своих конкурентов К. С. Алексееву для его Художественного театра весьма приличные средства, конечно, он не изменял при этом своей конфессии, своему кругу. Кому бы пришло в голову именно так оценивать его меценатство?! Он вложил состояние в культуру России. Савва Тимофеевич четко понимал: вера вторична, нация — первична! Все, что хорошо для России, одинаково хорошо и для старообрядцев, и для «никониан».
Может быть, дилетантская эпитафия на одном из саркофагов Рогожского кладбища, сочиненная женой умершему мужу, в какой-то степени откроет натуру типичного купца-старообрядца, покажет его человеческую сущность. Меценатство и благотворительность это все, конечно, прекрасно. Но ведь это могут быть и показные, небескорыстные жесты. А что же он за человек этот купец? Каков в душе, в тех обстоятельствах, где нет ему корысти казаться лучше, чем он есть на самом деле? На камне написано:
Есть в надписях на купеческих могилах Рогожского кладбища одна замечательная особенность: там повсюду отсутствует дата рождения покойного. Лишь время смерти — иногда с точностью до часа! — и число прожитых лет. Но на каждом камне, без исключения, указан день его ангела. И вот почему. До революции в России не только не было принято праздновать день рождения, но многие люди его даже не знали. Считалось, что человек рождается в день крещения. А до этого он как бы и не живет. И только сделавшись христианином и получив небесного покровителя, человек начинает жить. Понятное дело, в годы революции, в богоборческую эпоху, такой порядок не мог существовать. Вот тогда и пришла традиция отмечать день рождения. А день ангела вообще был забыт. И лишь в самое последнее время традиция именин возрождается. Что не исключает, впрочем, и празднование дня рождения. Многие теперь отмечают и то, и другое.