Гиттес накидывается на нее и бьет ладонью по лицу.
Жгучая боль. Оцепенение. Полное бессилие из-за чувства вины, испытываемого всю жизнь.
ГИТТЕС
Я сказал — правду!
Она безучастно стоит, словно предлагая ударить себя снова.
ЭВЕЛИН
Это моя сестра...
Еще одна пощечина...
ЭВЕЛИН
...это моя дочь...
Не испытывает ничего, кроме облегчения.
...бьет еще раз, видит ее слезы...
ЭВЕЛИН
...моя сестра...
...еще один более сильный удар по лицу...
ЭВЕЛИН
...моя дочь, моя сестра...
...бьет наотмашь, хватает ее, с силой толкает на диван.
ГИТТЕС
Я сказал — мне нужна правда.
Сначала его побои кажутся чем-то очень далеким, но удар о диван возвращает вас в настоящее, и вы выкрикиваете слова, которые никому никогда не говорили:
ЭВЕЛИН
Она моя сестра и моя дочь.
Возникает брешь, слепящая глаза! Ошеломление. Ярость ослабевает, когда брешь медленно закрывается, и вы осознаете ужасный смысл, скрывающийся за ее словами.
Неожиданно по лестнице с топотом сбегает Кан.
Готов драться, чтобы защитить ее.
«Кэтрин! Боже милосердный, неужели она меня слышала?»
ЭВЕЛИН
(быстро обращаясь к Кану)
Кан, пожалуйста, вернись назад. Ради всего святого, сделай так, чтобы она оставалась наверху. Вернись к ней.
Кан бросает тяжелый взгляд на Гиттеса, затем уходит вверх по лестнице.
Странное чувство жалости к нему: «Бедняга... так до сих пор и не понял».
ЭВЕЛИН
...мой отец и я... понимаешь? Или это для тебя слишком сложно?
Эвелин опускает голову на колени и всхлипывает.
Волна сострадания: «Святые угодники... этот больной ублюдок...»
ГИТТЕС
(тихо)
Он изнасиловал тебя?
Вы представляете себя и вашего отца, какими были много лет назад. Сокрушительное чувство вины. Но больше никакой лжи:
Эвелин отрицательно качает головой.