История народа хунну

До тех пор, пока военные действия развивались успешно, родовая элита множилась и сила Хунну росла, но когда Китай затеял жестокую войну, тянувшуюся с 133 г. по 97 г. до н.э., хунны начали нести сильные потери убитыми, ранеными и нервно надломленными. В процентном отношении активная часть населения страдала больше, чем масса, так как в силу присущей ей ответственности она сражалась в первых рядах и в самых опасных местах. В конце концов хуннские удальцы отстояли свободу своего народа, но два поколения надорвались на войне, и восстановить растраченные силы не удалось. А массы в это время размножились на бескрайних пастбищах Халхи, вдали от набегов китайской конницы.

Как видно из политической истории, фаза исторического существования хуннского этноса была относительно короткой. Но это произошло не за счет пресловутой неполноценности кочевого быта, а вследствие необходимости отстаивать свою жизнь и свободу от китайской агрессии. Поэтому, и только поэтому фаза исторического упадка хуннов наступила быстрее, чем у народов, находившихся в более благоприятных условиях.

В I веке до н.э. благодаря борьбе партий, казням, эмиграции и т.п. падало сознание хуннского единства. Единство было нужно воинам для «господства над народами», а спокойные кочевники могли пасти свой скот порознь. Конечно, для массы сильная власть тоже была полезна, так как обеспечивала безопасность, однако мы не вправе требовать от неграмотных пастухов и их жен сознания государственных задач и перспектив. Рядовые хунны помогали своему правительству в меру своих способностей – не их вина, что способностей у них было мало.

Соперник Хунну – Китай – находился в совершенно иных условиях. Во-первых, сил у него было гораздо больше, во-вторых, китайцы не тратили пассионарный запас на пополнение рядового состава армии. Туда шли «молодые негодяи», т.е. преступники, от которых страна должна была так или иначе избавиться. Потеря одной армии для Китая была потерей материальной, и за 30 лет регулярного поступления налогов ущерб был возмещен.

А что было бы, если бы хуннское общество продолжало развиваться, если бы шелк китайских дипломатов и стрелы сяньбийских всадников не сокрушили империю Хунну и не раскололи ее на части?

Такой вопрос обычно не ставится в исторических сочинениях, и сама постановка его может быть сочтена ненаучной, но этнолог обязан случайности военного успеха отличать от закономерности развития (хотя часто случайности ломают закономерность). Этнос в своем развитии проходит определенные фазы, но он взаимодействует при этом с соседними этносами, и часто влияние соседей оказывается роковым: тогда закономерность развития нарушается и возникают формы уродливые и неполноценные, но всегда бросающиеся в глаза историку. Подчас это настолько искажает закономерность, что вводит в заблуждение исследователя. Попробуем внести ясность, пользуясь этнологией как критерием.

Постоянное влияние сильного и агрессивного Китая все время исподволь деформировало хуннский этнос, но до временного подчинения Китаю в I веке до н.э. это влияние компенсировалось и затухало, не давая результатов. Однако шестидесятилетнее соседство и взаимодействие с Китаем оставили глубокий след на быте и психологии хуннов. При этом нельзя забывать, что китайцы и кочевники – люди предельно разных этнических доминант, и поэтому китаизация кочевников всегда была связана с жестокой психической ломкой.

Восстановление державы Хунну в I веке н.э. показало, что хуннская культура выдержала испытание, но уже в 48 г. сказались последствия привычки подчиняться врагу: часть хуннов добровольно поддалась Китаю. Это было началом смещения этнической доминанты, закончилось оно в 93 г. сяньбийской военной победой. После этого самостоятельная история Хунну прекратилась, но этногенез продолжался: хунны делили судьбу тех культур и народов, к которым они волею истории прибились. Эта эпоха требует специального изучения, но раньше мы вправе спросить: а не могла ли хуннская культура развиваться дальше? По нашему мнению, могла.

Единственной опасностью для Хунну была ханьская агрессия. Следовательно, если бы империя Хань развалилась на 20 лет раньше, что могло бы быть, если бы толковые китайцы не прикончили узурпатора Ван Мана вовремя, в Степи оформилась бы хуннская культура и развилась бы хуннская цивилизация или фаза исторического существования[602]. Именно эта фаза является наиболее продуктивной. При становлении оригинальной культуры, когда кипят страсти, создаются определенный стиль жизни, способ взаимоотношений, ритм мироощущения и специфическое понимание идейных ценностей – красоты, истины, справедливости и т.п. В период «существования», когда страсти остывают, начинают выкристаллизовываться формы искусства, философии, законности и даже комфорта. Именно от этой стадии остаются следы для археолога и антиквара. Этой стадии хунны не прошли, она заменилась для них стадией обскурации – постепенного забвения традиций и бессмысленной борьбы за прозябание.