История науки доклассического периода. Философский анализ

Что касается первобытной науки, то К. Леви-Стросс использует словосочетание «интеллектуальный бриколаж». Привязку к конкретике, «подручность» этой мысли наглядно он поясняет так: «Чтобы преобразовать сорняк в культурное растение, дикого зверя – в домашнее животное… потребовалась, несомненно, поистине научная установка ума»6. Но ведь за этой конкретикой, ситуационностью стояли глобальные достижения первобытной науки (с позиций мыслителя, такое словосочетание вполне допустимо): «Именно в неолите человек утверждает господство великих искусств цивилизации: гончарства, ткачества, земледелия и доместикации животных… Каждая из техник предполагает столетия активного и методичного наблюдения, проверки смелых гипотез»7. И, несмотря на то, что К. Леви-Стросс оперирует понятием «мифологическая рефлексия», он признает ее существенные отличия от научной рефлексии современного типа, поскольку первая держится на восприятиях, воображении, интуиции, тогда как вторая стремится максимально избавиться от них. И вот еще одно пояснение на сей счет: «элементы мифологической рефлексии всегда расположены на полпути между перцептами и концептами. Первые невозможно отделить от той конкретной ситуации, в которой они появились, в то время как обращение ко вторым потребовало бы, чтобы мышление могло, хотя бы на время, заключить в скобки свои проекты»8. «Заключить в скобки свои проекты» – значит отделить концепуально-понятийное мышление от его корней, всех тех мыслительных процессов, которые непосредственно связывают человека с действительностью, сделать его автономным, превратить в «чистое мышление».

И еще одно важное для К. Леви-Стросса положение: никакой решающей зависимости первичной науки от практики не было. По этому поводу он приводит много аргументов. Сошлюсь только на один из них: «Когда мы ошибочно полагаем, что дикарь исключительно руководствуется своими органическими либо экономическими потребностями, то упускаем из виду, что он адресует нам тот же самый упрек и что его собственная жажда познания выглядит для него более сбалансированной, чем наша»9. Но приведенный им пример еще более убедителен: «Для описания составных частей и свойств растений хануну употребляют более чем 150 терминов, коннотирующих категорий, по свойствам которых они идентифицируют растения… Пинатубо, у которых насчитывается более 600 наименованных растений, не только обладают чудесными знаниями этих растений и способов их употребления; они используют около 100 терминов для описания их частей и характерных аспектов… Ясно, что настолько систематически развитое знание не может быть функцией лишь практического употребления»10.

Думаю, приведенных аргументов достаточно для того, чтобы сделать вывод: методологический подход в понимании начала науки К. Леви-Стросса в корне отличен от того, который предлагается В. С. Степиным. Во-первых, он отрицает возможность идти от науки современного типа к первобытной науке, поскольку считает невозможным рассматривать первую в качестве развитого состояния второй; для него первичная и современная наука – два самостоятельных стратегических типа (или уровня) развития науки. Во-вторых, он отрицает решающее значение практической жизнедеятельности для возникновения науки и считает, что любознательность и интерес к объективному положению дел – отличительная черта человеческого существа вообще. И, наконец, в-третьих, он не признает постепенный процесс обособления концептуального мышления и превращения его в мир идеализированных объектов и схем.

D. Позиция В. С. Степина не столь уж оригинальна, составляющие ее принципы были основательны разработаны в неклассической философии второй половины ХIХ – первой половины ХХ в. Так, если взять марксистскую философию (в которой науке отводилась весомая роль, поскольку изначально основоположники марксизма претендовали на научный подход в философии и рассматривали науку как непосредственную производительную силу), то важнейший принцип марксистской концепции науки заключался в признании решающей роли практики в отношении науки. Практика – и основа, и цель научных исследований, а также способ проверки научных знаний на истинность. В этом контексте рассматривался и вопрос о происхождении науки. Так, в одной из первых совместных работ К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология» в разделе «О производстве сознания» раскрывается материалистический взгляд на природу сознания вообще и на научное сознание в том числе. В обоснование своего подхода они пишут: «Это понимание истории, в отличие от идеалистического… остается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а объясняет идейные образования из материальной практики»11, поскольку, как утверждает К. Маркс в своих знаменитых «Тезисах о Фейербахе», «общественная жизнь является по существу практической»12.