История - нескончаемый спор

Но вместе с методами воспринималась и схема, согласно которой первоначально свободная община разлагалась под напором имущественного расслоения ее членов; возникали ранние формы частной собственности, а вслед за ее появлением шло разорение общинников и их закабаление церковью и знатью. Эта схема казалась непререкаемой и универсальной. А.И. Неусыхин понимал аллод как частную собственность на землю. Вместе с утратой аллода — материального обеспечения его личной свободы — общинник неизбежно лишался и социальной самостоятельности и оказывался под поземельной и личной властью господина. Политика одновременно складывавшейся государственной власти, которая раздавала крупным землевладельцам судебные иммунитетные полномочия, способствовала этому стихийному социально-экономическому процессу. Такова — конспективно — схема, которой все мы неукоснительно следовали. В ней содержался ряд посылок, которые едва ли могли быть доказаны, но я далеко не сразу их обнаружил. Перечислю их.

Первое. Источники не содержат убедительных свидетельств существования общины того архаического типа, который Неусыхин пытался гипотетически реконструировать, видя в нем форму, предшествовавшую средневековой соседской общине — марке. Вопреки самым изощренным экзегезам сочинений римских авторов, включая Цезаря и Тацита, такая община не зафиксирована у древних германцев, и все попытки ее обнаружить оказываются натянутыми. При этом Неусыхин, который в конце 20-х годов в первой и, по моему убеждению, лучшей своей книге «Общественный строй древних германцев» (несправедливо разруганной за следование идеям его учителя Петрушевского) привлекал наряду с повествовательными источниками данные археологии, накопленные к тому времени, впоследствии парадоксальным образом перестал принимать их во внимание, — как раз тогда, когда археологический материал сделался не только массовым, но, главное, несравненно более убедительным в силу применения новых и более совершенных методов. Этот новый материал свидетельствует о преобладании в древнегерманском хозяйстве индивидуального начала над коллективным. У германцев в обыкновении было селиться обособленно и лишь со временем хутора вырастали в небольшие поселки. Нет никаких указаний на существование у них «передельной общины»: хозяева дворов из поколения в поколение возделывали один и тот же обособленный участок земли, и община, судя по всему, была ограничена в пользовании лесами и выпасами.

Взгляды Неусыхина на древнегерманскую общину были унаследованы от германистов — сторонников «общинной теории» XIX в. Эту теорию «взял на вооружение» Энгельс, что сделало ее по сути дела обязательной для советской историографии, и такой догмой она отчасти остается и по сей день. Наши историки оказались невосприимчивыми к методам, наблюдениям и выводам современной науки.

Второе. Будучи приверженцем Марковой теории в ее марксистском варианте, Неусыхин вместе с тем находился под влиянием старой немецкой истории права. Разумеется, он модифицировал ее опять-таки в свете исторического материализма, прилагая напряженные усилия для интерпретации данных юридических памятников, с тем чтобы обнаружить под покровом правовых институтов социально-экономические реалии. В частности, он пытался найти в варварских судебниках VI–IX вв. деревню-общину. Боюсь, эти поиски принесли мало убедительных результатов. Община не выступает в этих текстах в качестве базовой социально-экономической организации франков и других германских племен. Деревня явно возникла в более поздний период, а вместе, с ней и те общинные распорядки, которые Неусыхин вслед за Г.Л. Маурером и Энгельсом возводил к германской архаике. К заключению о сравнительно позднем возникновении деревень пришли современные историки при изучении немецких и древнеанглийских источников.

Напрашивается вывод: община начала Средневековья в тех случаях, когда вообще имеются указания на ее существование, представляла собой весьма рыхлое образование. Нет никаких сведений относительно общинной собственности на пахотные земли. Иными словами, роль общины в социальных отношениях раннего Средневековья была односторонне преувеличена в историографии минувшего века, и эта необоснованная оценка перешла в нашу медиевистику. Здесь марковая теория сделалась краеугольным камнем учения о возникновении феодализма в процессе разложения общинно-родового строя. Один из коренных пороков общинной теории — неоправданный перенос аграрных отношений развитого и позднего Средневековья в начальный его период — был закреплен в отечественной медиевистике.