История Нины Б.

— Извините, что я плачу, господа, но это самый счастливый день в моей жизни, — сказала Мила.

44

Последующие восемь дней были наихудшими в моей жизни. Я видел Нину, но не мог с ней говорить. Я возил ее туда и сюда, но он был все время с нами. Я пытался поймать ее взгляд, но она отводила глаза. Она со мной не говорила, говорил только он. Нина выглядела плохо. Когда она улыбалась, можно было заметить, что на ней слишком много пудры.

Дел у меня действительно было невпроворот. Бруммер постоянно был в разъездах, на конференциях, в разных ведомствах, в суде, у адвоката. Он вызывал меня в самое неподходящее время: однажды в четыре часа утра ему понадобилось отправиться на почту и лично отправить письмо — настолько оно было важным.

Мне было все равно, когда он меня вызовет, так как мне в эти ночи вообще не спалось. И для этого вовсе не обязательно было пережить бомбежку Дрездена — было еще множество вещей, которые могли нарушить сон. Я лежал на кровати и смотрел на окно комнаты Нины. Иногда оно рано становилось темным, но очень часто в нем подолгу горел свет, иногда свет выключали лишь под утро и поздно включали, и мне в это время думалось одно и то же, так как спальня Бруммера располагалась рядом с комнатой Нины.

За эти дни были наняты новый слуга, новый садовник и две новые девушки-прислуги, но я видел их редко, так как был все время в разъездах.

На третий день Бруммер устроил прием, на который было приглашено тридцать гостей. Отбор был произведен очень тщательно, поэтому среди них были исключительно важные лица. В парк одна за другой въезжали машины, погода в тот вечер стояла теплая. Нина и Бруммер встречали гостей у дверей виллы. На ней было вечернее платье с серебристой ниткой и много драгоценностей. К платью Нина приколола одну орхидею. Бруммер был в темно-коричневом смокинге с красным жилетом. Все было похоже на прием при дворе. Пары выходили из машины и приветствовали хозяйку и хозяина дома. Это было восхождение Бруммера на пьедестал, акт самоутверждения, утверждения в глазах общества: естественно, при этом его постоянно фотографировали. Представители прессы должны были видеть, кто откликнулся на его приглашение — всего лишь спустя три дня после его освобождения из тюрьмы. Все должны были это видеть, вся страна!

На кухне работали один повар и три официантки, которых пригласили только на тот вечер. Новые девушки помогали им. Здесь все выглядело как на поле боя. Бруммер составил для своих гостей обильное меню: малосольная икра, черепаший суп, курица по-брюссельски с изысканными салатами, сыры, кофе и тому подобное. И под конец шампанское. Мила, пользуясь своим авторитетом, дирижировала на кухне. Когда я туда вошел, она улыбнулась мне и сказала:

— Какая суета, все так, как и в былые времена! Только сейчас я опять начинаю себя нормально чувствовать. Выпейте бокальчик! — Она налила мне и себе шампанского, и я заметил, что она уже была немного подшофе. — Икры должно быть достаточно, больше, чем они будут в состоянии съесть, как сказал досточтимый господин! То же касается и шампанского!

Я насчитал шесть килограммовых банок икры на ледяных глыбах, а бутылок было просто не счесть, они стояли везде. Даже в комнате Милы.

Вошла Нина. Служащие поздоровались с ней, я тоже.

— Все в порядке, Мила?

— Через полчаса уже можно начинать.

Один только взгляд, всего лишь один взгляд…

— Значит, уже можно подавать мартини.

Нина ушла, ни разу не взглянув на меня.

Я вышел на улицу к водителям, курившим перед своими машинами. Однако они разговаривали неохотно, и я отправился в свою комнату. Все окна виллы были празднично освещены, некоторые были открыты, я слышал смех и разные голоса. Иногда мне казалось, что я слышу голос Нины, и я почти терял сознание от беспомощной ревности и злости.

Около десяти вечера зазвонил телефон. Очевидно, кому-то стало плохо, подумал я, и мне надо отвезти его домой, но позвонил не Бруммер, а Мила:

— Вам приказано надеть синий костюм и прибыть сюда.

— Синий костюм? Зачем?

Но она уже положила трубку. Я переоделся, прошел к вилле и вошел на кухню.

Официант во фраке и белых перчатках сказал мне с необыкновенной серьезностью:

— Прошу вас следовать за мной.

Он шел впереди меня по направлению к холлу, я опять услышал смех и голоса, но мы остановились перед дверью, скрытой панелью. Официант отворил дверь и впустил меня в маленькую столовую, о наличии которой я еще не знал. Стены и потолок этой комнаты были отделаны темным деревом. На покрытом дорогой скатертью столе, уставленном изысканным серебром и тонким фарфором, горели свечи, другого света здесь не было. Пламя этих свечей освещало седые волосы Милы Блеховой. На ней было черное платье с белым воротником, брошь, кольцо и браслет из крупных гранатов. Она приветливо мне улыбнулась и сказала:

— Это для нас, только для нас двоих, господин Хольден. Досточтимый господин хочет, чтобы и мы с вами сегодня хорошо повеселились. Можете начинать, господин официант.

Я сел за стол. Мила от радости прослезилась: