Несколько раз я пыталась осторожно расспросить его о Нино, но он был о нем не лучшего мнения: они даже не здоровались. Он никогда не понимал, что я в нем нашла. Тощий, кожа да кости, какой-то кособокий… Не то что Мариза — вот она настоящая красавица. Правда, чтобы я не обиделась, он тут же добавлял: «Ты тоже очень красивая». Альфонсо любил красивых, а главное, ухоженных девушек. Он и сам следил за собой, от него всегда хорошо пахло, он покупал себе хорошую одежду и каждый день ходил в спортзал. Альфонсо говорил, что ему очень понравилось работать в магазине на пьяцца Мартири — не то что в колбасной лавке! Там не только можно, но и нужно было хорошо одеваться и говорить с покупателями — приличными и образованными людьми — на литературном итальянском языке. Даже склоняясь перед клиентом или клиенткой, примеряющими пару обуви, он не терял достоинства и воображал себя рыцарем из куртуазного романа! Жалко, что ему не позволили остаться в магазине.
— Но почему?
— Да так…
Поначалу он уходил от ответа, а я не особо настаивала. Но потом он рассказал, что Пинучча, пузо у которой разнесло, точно она проглотила мяч, теперь по большей части сидела дома, боясь перетрудиться, и было очевидно, что после рождения ребенка ей будет не до торговли. По идее, это открывало перед Альфонсо блестящие перспективы: братья Солара были им довольны и сам он нисколько не возражал, чтобы после школы поступить на работу в магазин. К сожалению, вздохнул он, это невозможно — и тут в разговоре всплыло имя Лилы. У меня тут же скрутило живот.
— А она-то тут при чем?
Так я узнала, что Лила, вернувшись с каникул, совершенно обезумела. Она по-прежнему не беременела — морские купания ничуть не помогли, — зато без конца закатывала истерики. Однажды перебила у себя на балконе все горшки с цветами. Она говорила, что идет в лавку, а сама, бросив Кармен одну, отправлялась гулять. Стефано, просыпаясь среди ночи, обнаруживал, что ее нет в постели: она бродила по дому, читала или что-то писала. Потом она вдруг успокоилась. Точнее сказать, ее страстное желание испортить Стефано жизнь обрело конкретные черты: она потребовала, чтобы Джильола перешла работать в новую лавку, а она занялась бы магазином на пьяцца Мартири.
Я очень удивилась.
— Так это Микеле хочет, чтобы она там работала, — заметила я. — А она всегда наотрез отказывалась.
— Раньше отказывалась, а теперь передумала и прямо-таки рвется в бой. Стефано категорически против. Впрочем, ни для кого не секрет, что в конце концов мой брат всегда делает так, как хочет она.
Я воздержалась от дальнейших расспросов, ни за что на свете не желая вникать в связанные с Лилой истории. Правда, меня некоторое время занимала эта загадка. Что еще она задумала? Почему она вдруг возмечтала работать в магазине в центре города? Но потом я выкинула ее из головы, поглощенная собственными заботами: книжным, школой, зачетами, учебниками. Кое-какие из них я купила, а остальные без малейших угрызений совести просто украла из магазина. Я снова засела за книги, в основном по ночам. После уроков я до вечера работала, пока не наступили рождественские каникулы и я наконец не уволилась. Вскоре после этого синьора Галиани нашла мне два частных урока, к которым тоже надо было готовиться. Школа, домашние задания и ученики отнимали у меня все время, и ни на что другое его попросту не оставалось.
В конце месяца я отдавала матери заработанные деньги, и она молча совала их в карман. Но наутро вставала пораньше и готовила мне завтрак, иногда даже гоголь-моголь; еще лежа в постели, я слышала стук ложки о стенки чашки. Кремообразная масса таяла во рту, и сахару в ней было ровно столько, сколько надо. Что касается учителей, то они, похоже, окончательно зачислили меня в отличницы — по инерции, свойственной замшелой системе школьного образования. Мне не стоило никакого труда отстоять свой статус первой ученицы в классе, а с тех пор, как Нино поступил в университет, и одной из лучших в школе. Но очень скоро я заметила, что профессор Галиани изменила ко мне отношение. Она по-прежнему проявляла ко мне доброту, но былой теплоты в ней не осталось и следа, и я не понимала почему. Когда я вернула ей книги, она проворчала, что они в песке, и забрала их, не пообещав принести другие. Газет она мне тоже больше не давала. Какое-то время я заставляла себя покупать «Иль Маттино», но вскоре перестала: читать ее мне было скучно и надоело выбрасывать деньги на ветер. К себе в гости синьора Галиани меня больше не приглашала, хотя я с удовольствием повидалась бы с Армандо. В то же время она продолжала меня нахваливать, ставила мне высокие оценки, советовала посетить ту или иную лекцию или посмотреть фильм, который показывали в приходском кинотеатре на виа Порт-Альба. Однажды, незадолго до Рождества, когда я выходила из школы, она окликнула меня и мы немного прошли вместе по улице. Без всяких предисловий она спросила меня, как поживает Нино.
— Не знаю, — ответила я.
— Скажи мне правду.
— Это и есть правда.