Именно Анна Филимонова сообщает читателям, что "идея памятника принадлежит мэру Москвы, исполнение – скульптору Александру Рукавишникову. На заре возникновения проекта в нем числились подземные гаражи на 200 машин, которые планировалось разместить прямиком под прудом, осушив его, а затем заполнив снова. Но быстро стало ясно, что подводные гаражи будут протекать, так не будет либо гаражей, либо пруда. Пруд победил, паркинги из проекта исчезли. Остались только персонажи романа «Мастер и Маргарита».
Со стороны Малой Бронной в пруду вода будет подогреваться. По незамерзающей глади будет ходить фигура Иешуа. Неподалеку от него появятся Левий, Матвей и Пилат. Чуть поодаль встанет 12-метровый примус, в который будет заключена вся романная нечисть – Воланд, Коровьев и Бегемот. На них можно будет полюбоваться снизу, зайдя внутрь примуса. На берегу обоснуются Мастер и Маргарита, за всем этим будет наблюдать сам Булгаков, сидя на сломанной скамейке на берегу.
– Я хотел представить три мира, – сказал «Известиям» Александр Рукавишников. – Библейский, мир нечисти и мир москвичей. Последний можно будет видеть живьем – москвичи остались прежними. А первые два мы воспроизводим. Кстати, примус будет и памятником, и фонтаном одновременно – он будет «писать» и светиться".
Сегодня это очевидно всем – и коренным москвичам, и тем, кто только переселился в столицу: мы теряем Москву. День за днем. Памятник за памятником. Давняя и очень удобная для реформаторов города установка на архитектурные шедевры дала свои неизбежные губительные результаты. Еще совсем недавно памятником, достойным охраны и реставраторской заботы признавались только произведения архитектуры. История постройки, ее связь с великими или значительными именами, не принималась в расчет. Между тем Москва – особый город, где основной ценностью оставалась общая обстановка, среда, архитектурная и историческая.
Никто не учил понимать это своеобразие. Никто не воспитывал необходимую культуру чувства. Когда в Париже в 1968 году встал вопрос о восстановлении города – а французская столица все еще не могла оправиться от потерь военных лет и в значительной своей части лежала в руинах – правительство города не взяло на себя ответственности принимать решение восстанавливать руины или на их месте возводить новые здания. Экономически ответ был очевиден: новая стройка стоила дешевле и быстрее могла быть завершена. Но вопрос в виде референдума был поставлен перед парижанами, и они ответили: только реставрация, только восстановление. Именно тогда возникла знаменитая программа Маре, по имени одного из кварталов, и фестиваль Маре, когда лучшие актеры, музыканты, писатели выступали в руинах, собирая средства на восстановление. Участвовать в фестивале Маре было делом абсолютно престижным и внутренне необходимым для деятелей культуры.
Париж наших дней – Париж Бальзака, Флобера, Бодлера. По дороге из аэропорта де Голля проезжаешь настоящие шедевры новейшей архитектуры, кольцом опоясывающие город, но самому Парижу нельзя не верить: он подлинный. Здесь по-прежнему достаточно много шестиэтажных домов без лифтов. Элементы модернизации, естественные при стремлении к современному уровню комфорта, вводятся в принципе очень осторожно. И по сей день здание Центра Помпиду в окружении старой, вплоть до позднего романского храма, застройки рядом с внутренним фасадом музея не убеждает и не рождает тяги к повторению опыта. А ведь основная масса застройки Парижа относится к восьмидесятым-девяностым годам XIX столетия.
У нас уничтожается куда более ранняя застройка. Злосчастный Соловьиный дом на углу Никитского бульвара и Арбатской площади в основе имел палаты XVII века, перестроенные в середине XVIII в барскую усадьбу, наконец, в первой половине ХIХ превращенный в жилище ведущих актеров, танцовщиков и певцов казенной императорской сцены. Там было бесконечное поле для исследований историку архитектуры, а все закончилось безобразным варварским сносом днем, на глазах москвичей, за два часа до приезда «самого» Ельцина на закладку его «семейной» часовни около Министерства обороны. Самые мощные экскаваторы по команде двинулись на упорно сопротивлявшуюся постройку, самые мощные пожарные рукава поливали развалины, чтобы справиться с едким, горько пахнувшим войной облаком пыли. И никто не ответил: зачем в дни, когда в Лопасне шел фестиваль имени Михаила Чехова, рушить квартиру выдающегося артиста, где он долгие годы жил, поддерживал свою школу-студию, писал знаменитую книгу? Сколько во всем происходящем преднамеренности, преследующей цель уничтожения русской культуры, а сколько простой малограмотности и страсти наживы. Как-никак «период первоначального накопления»!