История нравов. Буржуазный век

Она пишет: «То, что я знаю о браке или о чем догадываюсь, повергает меня в меланхолию. А я знаю еще далеко не все! Только себе доверяю я, что знаю. Во-первых, надо с мужем разделять ложе, и это с первой же ночи. Об этой обязанности я немало думала. Есть мужчины, которые вызвали бы во мне отвращение, если бы спали со мной на одной постели. Говоря откровенно, есть и некоторые такие, которые… но не могу же я написать или сказать, что я думаю: впрочем, я знаю, что хочу сказать. Но что делают в постели? На этот счет я не уверена. Думаю только, что ограничиваются одними поцелуями. Я почти догадываюсь, что делают. Но я совсем не могу себе представить, как это делается, как из этого потом происходят дети? Точные сведения имею я уже только с того момента, когда находишься в таком положении.

Говоря по правде, если я представляю себе, я, Жюльена, груди и колени которой не видел еще ни один мужчина, что в январе я буду все это делать с мужчиной, то это для меня не очень страшно. Вероятно же, это приятно. Во всяком случае, я не беспокоюсь. Никто зато не знает, что меня печалит и возмущает, — только себе я признаюсь в этом. Никто, по крайней мере, не будет смеяться. Меня ввергает в отчаяние мысль, что моя бедная невинность, которой я, впрочем, не особенно дорожу, так скоро, в одну ночь, должна быть принесена в жертву. Мне хотелось бы, чтобы она медленно-медленно угасала, точно в чахотке, чтобы все, что от меня требуют, я отдавала только после настойчивых и страстных просьб. Каждый раз я думала бы: „Да, я люблю его так, что готова отдать ему и это“. Так продолжалось бы недели, месяцы, быть может целый год. Я спрашивала замужних, можно ли требовать от мужа такого медленного и постепенного завоевания моей особы. Они рассмеялись мне прямо в лицо.

Ну что ж! Приготовься, моя бедная девственность, к тому, чтобы умереть в одну ночь, — и все-таки было бы так приятно угаснуть медленно-медленно в объятиях избранного человека!»

Если молодая женщина знает именно столько и именно это, то это объясняется тем, что есть некто, кто шел навстречу ее любопытству, кто «просветил» ее, хотя, быть может, только наполовину, так как сам знал далеко не все. То был первый кавалер, им бывает обычно двоюродный брат («Вначале был кузен»). Он всегда подготовляет почву будущему мужу. «Просвещением» начинает он обыкновенно свое совращение, так как просветиться жаждет каждая девушка. В том же направлении действуют: чтение запрещенных книг, эротического характера картины, случайно подслушанные фразы и т. д.

Указывает на эту «просветительную деятельность» и Ганс фон Каленберг в своем уже цитированном романе «Русалочка». Гревдаль сообщает об этих своих наблюдениях над «русалочкой» следующее: «А потом психологическая сторона! Она прямо восхитительна! В таких случаях «русалочка» становится учителем, а я — смиренно слушающим учеником. Прямо поразительно, как много она знает. Откуда? Она смеется: „Это мы все знаем“. И она начинает рассказывать. Передо мною развертывается целый социально-подпочвенный мир, о котором мы не имеем никакого представления, мир гарема, белых кроваток, на которых близко друг около друга спят воспитанницы, потом истории, случившиеся с прислугой, слова, подслушанные у замочной скважины, сладострастное заглядывание в книги, сладострастное переживание впечатлений. Даже юмор отличается в этом мире чем-то скрытным, хихикающим, коварным, то юмор задворок и будуара в стиле Ватто. Вот, например, история одной сорокалетней знакомой, удравшей под носом у мужа с любовником из цирка, пока муж стоял на перроне с ее саквояжем и зонтиком! Этот зонтик и этот саквояж приводят „русалочку“ в самое веселое настроение, щекочут ее коварные, безвредные, звериные инстинкты».

В особенности наталкивается Грендаль на следы просветительной деятельности кузена. Он пишет дальше: «Потом у нее есть братья, кузены. В особенности кузен заслуживал бы отдельной главы в естественной истории. Кузен не совсем брат и не совсем „чужой“. С ним можно быть откровенной, не производя впечатления дерзкой. Это не компрометирует, ни к чему не обязывает. Природа точно нарочно создала это половинное и серединное существо для такого полудремотного переходного состояния. Порою я осязаю подготовительную работу „кузена“. Всегда во всем она чувствуется. Ты можешь напрягать, как хочешь, твое остроумие и делать какие угодно тонкие силлогизмы: „вначале был кузен“. Дарю тебе эту аксиому».