Тем не менее специфическое экономическое положение играет в данном случае гораздо более важную роль. Оно или мешает, или же содействует как естественным склонностям, так и внешним стимулам. Только оно и создает поэтому типическую картину. А это специфическое экономическое положение обусловливает сравнительно более прочную супружескую верность француженки. Она во всяком случае лучше своей репутации. Дело в том, что Франция до сих пор еще преимущественно страна мелкобуржуазная. Крупная индустрия была до последних десятилетий мало развита, за исключением северных департаментов. У массы населения должны поэтому преобладать свойственные мещанству добродетели. А в мелкой буржуазии господствует больше, чем в других классах, супружеская верность, так как экономические предпосылки воздвигают здесь наивеличайшие преграды склонности к измене, и в особенности склонности к ней именно женщины (см. первый том нашей «Истории нравов»).
Так как, с другой стороны, наименьшие сдерживающие неверность данные имеются в крупнобуржуазной среде, где к тому же, как мы видели, постоянно действуют причины, побуждающие к неверности, то отсюда следует, что если уж необходимо рассматривать вопрос по национальностям, то англичанка должна, наоборот, отличаться большей склонностью к неверности, чем француженка. И по-видимому, так оно и есть на самом деле.
По крайней мере ни в одну эпоху буржуазного века ни в какой другой стране неверность жен не была таким распространенным и открыто выражавшимся явлением, как в Англии в эпоху возникновения крупной буржуазии, следовательно, в период между последней четвертью XVIII века и 30-ми годами XIX столетия. Не то чтобы потом положение вещей изменилось, оно стало только более завуалированным, так как моральное лицемерие буржуазии с течением времени сделалось для буржуазии необходимым условием ее существования. В этот период совращение и похищение женщин были настолько обычными, что служили одним из главных мотивов сатиры.
Еще более убедительным доказательством в пользу всевозможных форм адюльтера в тогдашнем английском обществе можно считать частые разводы, имевшие место в эту эпоху. В своих «Британских анналах» (1796) Архенхольц писал: «Никогда разводы не были в Англии таким частым явлением, как в настоящее время, благодаря чему значительно уменьшился позор, связанный раньше с процессами, вызванными прелюбодеянием. К этому роду безнравственных явлений стали относиться теперь очень снисходительно, так что в июле 1796 года люди были свидетелями такого скандала: некто объяв ил в газетах об издании серии подобных процессов под заглавием „Всеобщая история современной галантности“. На театральных афишках в маленьких городах часто красовались заглавия известных комедий: „Как выйти замуж“, „День свадьбы“, „Развод“».
Как мало изменилось все в эпоху господства буржуазии, доказывает современная бракоразводная статистика Америки.
В Соединенных Штатах в последние двадцать лет насчитывалось ровно миллион разводов, а в двух с половиной миллионах случаев суд отклонил иск о разводе. Само собой понятно, в этом не следует видеть доказательство только частой супружеской неверности. Рост числа разводов, в особенности ныне, скорее положительное, чем отрицательное явление. В нем ясно обнаруживается рост самостоятельности женщины, все более сознающей себя равноправным человеком. А это относится в особенности к Америке и Англии. В учащающихся случаях развода сказывается в крайнем случае разве только легкомыслие, с которым заключаются браки. Ведь для многих брак с самого начала пустая формула, к которой они прибегают, так как она представляет наиболее удобную возможность физического схождения. А когда это становится скучным или когда появляется желание сойтись с кем-нибудь другим, супруги просто разводятся. Или не прибегают даже к этому. Ибо нет другой страны, в которой двоеженство и даже троеженство были бы так распространены, как в Америке.
Приблизительно так же, как в Англии, обстояло дело во Франции, когда там вместе с победой Директории в 1797 году власть перешла в руки крупной буржуазии. Один писатель эпохи Реставрации говорит о нравах Директории следующее: «Нравственная разнузданность, свобода нравов в самых разнообразных проявлениях — вот наиболее характерные черты парижского общества эпохи Директории. В «Moniteur» каждый день появлялось больше объявлений о разводах, чем о свадьбах. Бракосочетание было не более как прогулкой в мэрию, после чего каждый мог делать что хотел. После ужасов и трагедий гильотины женщина и физическая любовь были теми двумя силами, которые вместе управляли Францией. „Запах женщины“ вытеснил запах крови. Из парламента, как и в парламент, дорога лежала через спальню».