История нравов России

Иное положение сложилось после татарского завоевания Руси; именно у татар Иван Грозный позаимствовал кабак. Однако в отличие от татарского кабака, где можно было есть и пить, в московском кабаке разрешалось только пить крестьянам и посадским людям. Ведь только им запрещалось приготавливать домашние напитки; все это привело к развитию пьянства и увеличению доходов казны и откупщиков. Все остальные люди пили напитки у себя дома и имели право владеть кабаками, а именно: кроме царя, кабаками владели священнослужители и бояре. Чтобы доходы шли в казну, московское правительство ввело институт кабацких голов и целовальников, а в XVII веке появились и корчемные сыщики — все они получили «право надзора над общественной и домашней жизнью народа, право входить в его семейную жизнь с обыском, насилиями, производя срам и оскорбление нравственного достоинства человека…» (214, 74). Однако народ варил пиво, курил вино и заводил тайные корчмы, а в кабаки не шел — там собирались одни питухи. Дворовые люди, крестьяне и дворники крадут у бояр вино и торгуют им, корчемствуют архиерейские служители, монахи и монахини. Следует отметить, что у русского народа так называемой пьяной традиции никогда не существовало; пьянство пришло в наше отечество со стороны, недаром еще в конце XVII столетия на Руси был учрежден специальный «орден за пьянство» — тяжелая чугунная плита с железным ошейником, с выпивохой же обращались весьма круто.

Московское, а потом императорское правительство ставило перед собой две взаимоисключающие цели: увеличивать доход от «питья» и сократить народное пьянство. «Именно эта лицемерная по своей сути политика, — отмечает А. Серегин, — красной нитью проходит через историю кабацкого вопроса в России. С одной стороны, монах бичует пьянство, с другой — велит с прибылью собрать «напойные» (245, 135). Вот почему алкоголь стал все глубже и глубже проникать в русское общество.

И. Прыжов показывает, что привело к появлению в деревне «неслыханного запоя», как за 140 лет существования питейного откупа (к середине XIX века) его доход увеличился в 335 раз, что в 1859–63 годах на 70 миллионов человек приходилось всего 216 откупщиков, чей ежегодный доход достигал, по разным оценкам, от 500 млн. до 780 млн. рублей, не считая украденные ими громадные суммы (214, 234, 241). Понятно, что откуп был выгоден всем, кто им занимался, а также различного рода чиновникам, получающим от откупщиков немалые взятки. В сведениях по питейному делу, изданных министерством финансов Российской империи, имеется перечень из 26 пунктов экстраординарных расходов откупщика, куда входят чиновники от губернатора до винного пристава.

Злоупотребления откупщиков достигли таких размеров, что в 1859 году в разных местах империи происходили волнения и беспорядки. В это время по всей русской земле проносится мысль о воздержании и трезвости. Еще в 1858 году в Литовском крае возникло общество трезвости, затем к нему присоединились Ковенская и три четверти Виленской губернии, а потом и Гродненская губерния. Подобные общества появились в Нижнем Новгороде, Саратовской, Рязанской, Владимирской, Пензенской, Тверской и других губерниях. «Это делалось по одной лишь инициативе народа», — подчеркивает И. Прыжов (214, 244). Для надзора за трезвостью в каждом селении выбирали старшину, за излишнее употребление вина мирским приговором налагался штраф и телесное наказание (до 25 уларов). Последствия движения за трезвость были самыми благодатными — крестьяне отказывались пить спиртное, цены на вино и водку покатились вниз и никакие ухищрения откупщиков, в том числе и вмешательство полиции, не помогли. Откупщики пытались через министра внутренних дел повлиять на священнослужителей, чтобы те проповедовали народу необходимость умеренного употребления вина, но обер–прокурор Синода благословил священнослужителей содействовать движению за трезвость. И тогда в дело вмешался министр финансов, который уничтожил приговор городских и сельских обществ о воздержании и велел не допускать впредь собраний и сходов для этих целей. Таким образом, правительство одержало верх над церковью в таком важном вопросе, как борьба за трезвость.