История нравов России

Подобно культурной эпохе Людовика XIV, сконцентрированной в Версале и Париже, наиболее яркое воплощение получила японская придворная культура в Киото. «Между ними много общего, — заметил лорд Редесдейл. — Мне кажется возможным предположить, что в атмосфере того периода было что–то таинственное, неуловимое, как аромат духов, который ощущаешь, но не можешь передать словами: поэтому вполне возможно представить Людовика Святого на месте в обстановке целомудренно–аскетической простоты императорского двора в Киото, а какого–нибудь древнего микадо, окруженного придворными аристократами — кугэ, принимающим с королевским величием мантию европейского монарха. Нигде божественность монарха не была столь общепризнанной, как в Японии. Император там был не просто царственной особой — он был божест вом» (344, 201). Великолепие эпохи Людовика XIV можно описать следующим образом: в центре находится «король–солнце», вокруг которого вращаются сверкающие созвездия в виде рыцарей, министров, полководцев и поэтов, восхваляющих его правление. Аналогичная картина наблюдалась и в Японии XVII столетия, хотя и с одним существенным отличием. «Культура Японии в этот период в некоторой мере рассредоточилась по трем городам: Киото, Осака и Эдо, ее развитию способствовала аристократия как из императорского дворца, так и из ставки сегуна, в то время как во Франции Версаль являлся почти единственным и главным источником французской культуры, а Людовик XIV оказывал гораздо большее непосредственное влияние на ее развитие, чем какой–либо японский император» (118а, 32).

Однако императорский двор играл немаловажную роль в процветании культуры, в развитии искусства феодального времени. Ведь двор выступал в качестве мецената, а придворные аристократы были благородными покровителями. Художники, архитекторы, ремесленники и поэты стремились к императорскому двору и демонстрировали свои таланты и отточенное мастерство, выказывая тем самым свое почтенна микадо. Нет ничего удивительного в том, что они увеличивали роскошь придворной жизни благодаря меценатам. Быт придворной знати, расточительность и изысканность, весьма совершенно изображенные в «Гэндзи–моноготари» и в дневниках придворных дам X в., как бы не подвергались воздействию времени и остались такими же и в XVII столетии.

Прежде всего следует заметить, что в суетный X век средневековое общество характеризовалось всяческими ограничениями. Они относились не только к низшим слоям населения (как обычно считают), но и быту придворных. Вся жизнь придворной аристократии находилась в тисках жесткой регламентации, однако ее отношение к ней было иным, нежели у простолюдинов. Цель такого рода ограничений заключается в том, чтобы подчеркнуть общественный статус, поэтому не принято было нарушать ни верхнюю, ни нижнюю границы. Придворные должности ранжировались весьма строго: согласно рангу, регламентировалась ширина ворот в усадьбе и высота экипажа, цвет и материал шнуров, кистей и декоративных тканей, фактура, расцветка и покрой одежды, нормы поведения, походка и жестикуляция. «Подумать только, — писала Сэй–сенагон, — куродо вправе носить светло–зеленую парчу, затканную узорами, что не дозволяется даже отпрыскам самых знатных семей!» (263, 117). Ничего не изменилось и в XVII столетии: художники точно так же соперничали друг с другом за право на признание и стремились угодить дворам императора и сегуна, сохранилась и жесткая регламентация жизни придворных аристократов.

Э. Кемпфер в своей «Истории Японии» следующим образом описывает повседневную жизнь придворных императора: «Все придворные дайри, (или «истинного» императора), принадлежат к семейству Тэндзе Дайдзина, и, будучи столь знатными и известными от рождения, они считают себя более достойными уважения и почтения, чем того могут требовать к себе обычные люди. Хотя все они и происходят из одного рода, и в настоящее время их насчитывается несколько тысяч, и подразделяют их на несколько категорий по рангам. Часть из них становятся настоятелями и первосвященниками богатых монастырей, разбросанных по всей империи. Большинство же остается при дворе и безмерно предано самому священному лицу — дайри, поддержкой и защитой которого они пользуются в зависимости от положения или ранга, которым они облечены… Но все же они сохраняют свое былое величие и достоинство, и об этом дворе вернее всего будет сказать, что при всей своей скромности он очарователен… Хотя доход Микадо и невелик по сравнению с прежними временами, пока он еще им распоряжается, то наверняка в первую очередь заботится о самом себе и делает все, чтобы сохранить былое великолепие и наслаждаться богатством и роскошью…