История нравов России

Однако они старались продлить свое веселье, ибо «не на те козак п'е що е, а на те, що буде». И здесь мы встречаемся еще с одним характерным для Запорожской Сечи обычаем — если шинкари или мясники слишком уж повышали цены на свои товары против установленной войском нормы, то дозволялось грабить их имущество. «Пользуясь этим правом, — пишет Д. Яворницкий, — пропившиеся козаки, собравшись в числе около ста или более человек, бросались на имущество виновных и все, что находили у них — продукты, деньги, водку, платье — брали себе; больше всего, разумеется, набрасывались они на горилку: разбив бочку или высадив в ней дно, казаки или выливали водку прямо на улицу, или забирали ее во что попало и продолжали пить» (320, 248). Метко выразился о запорожских казаках бессмертный Гоголь: «Сичь умела только пить да из ружей палить». И это вполне справедливое замечание, прекрасно выражающее нравы запорожского войска.

Особенно нравы запорожских казаков — суровые и жестокие — проявлялись в отношении различного рода преступлений. Ведь у них не было собственного законодательного статута, к тому же ими не признавались ни польские законы, ни немецкое магдебургское право, коим пользовались малороссийские казаки даже со времен Богдана Хмельницкого. Они заменили писаные польские законы, как не отвечающие духу малороссов, «здравыми рассуждениями и введенными обыкновениями». Именно обычай, заменяющий писаные законы, считался гарантией прочных порядков в Запорожье; он признавался русским правительством, начиная временем Алексея Тишайшего и кончая веком Екатерины II, когда Сечь прекратила свое существование.

Наказания и казни у запорожцев зависели от рода преступлений, совершенным тем или иным лицом. Самая страшная казнь полагалась за убийство своего товарища — убийцу укладывали в гроб вместе с убитым и закапывали в землю; иногда убийцу как храброго воина и доброго казака миловали, заменяя казнь штрафом. Однако самым популярным видом казни было забивание киями у позорного столба, к этому приговаривались те, кто совершил воровство или скрыл ворованные вещи, позволил себе прелюбодеяние, содомский грех, учинил побои, насилия, дезертирство. Наряду с этим запорожцы за «великое» воровство или другое преступление практиковали шибеницю (виселицу) и железный гак. Согласно преданию, от шибеницы, по запорожскому обычаю, можно было избавиться в случае, если какая–нибудь девушка изъявляла желание выйти замуж за преступника. Любопытно, что приговор производился не палачами, ибо таковых в Запорожской Сечи не было, а самими преступниками в отношении друг к другу. Иногда ненавистного всем казакам человека бросали в воду.

Весьма редко запорожцы прибегали к сажанию преступника на кол, об этом говорится в глубоких преданиях; зато поляки часто к этому виду казни обращались. Когда поляки возводили на кол запорожцев, то они, сидя на них, издевались над ляхам, прося у них потянуть люльки и потом, покуривши, обводили своих жестоких врагов мутными глазами, плевали им «межи–очи», проклинали католическую веру и спокойно умирали «столбовою смертью», как свидетельствуют народные предания. Интересно, что сажание на кол — распространенная казнь на Востоке, она характеризует жестокие нравы, присущие тому беспощадному и кровавому времени.

Запорожская Сечь представляла собою казацкую республику со своими нравами и суровыми требованиями; в нее принимали отважных, мужественных и ловких, независимо от национальности и социального статуса — в ней были русские, поляки, цыгане, литовцы, свободные и крепостные. П. Мериме пишет, что вступивший в ряды запорожского войска «становился привилегированным человеком, и каждый запорожец готов был защищать с оружием в руках своего названого брата, если тот не ладил с законом» (29, 119). Запорожские казаки исповедовали православие, их священники освящали челны, на которых запорожцы делали набеги на крымские и турецкие города, и отпускали грехи отправлявшимся в поход. В этих культовых отправлениях ощущалась добрая часть мусульманских и языческих обычаев. Сичевики верили в привидения, проклятья и иную чертовщину; они стойко защищали свою веру и готовы были терпеть муки за православие, хотя и не знали, чем оно отличается от других верований.