— Допустим, я это знал. — подмигнул ей Зеленый Ветер. — Третье правило запрещает любое передвижение по воздуху без лицензирования Следопытами Крестоцвета. Если у тебя, конечно, нет Леопарда. Тем, кто не обладает ни тем, ни другим благоразумно предписаны дороги. Четвертым правилом запрещено двигаться по часовой стрелке. Пятое — выделяет каждую вторую пятницу под вывоз мусора и другого барахла. По шестому правилу все подменыши обязаны носить одинаковую обувь, унифицирующую их. Ну и седьмое правило, самое главное, предостерегает об опасности Пряденного Леса, — ни под каким видом не стоит пересекать его границы. Иначе тебя ждет мучительная погибель или неизбегаемая утомительная чайная церемония в компании нескольких сгадючившихся вязальщиц. Все эти правила беспрекословны к исполнению; небольшие поблажки допускаются только на встречах с высокопоставленными особами или черешидами. Тебе всё понятно?
— В общем, да, — пробормотала она, хотя при таком сильном боковом ветре ей удавалось расслышать не больше половины слов, даже стараясь изо всех сил; к тому же ветер постоянно развевал ее каштановые волосы, набрасывая в глаза и щекоча губы, чем отвлекал еще больше.
— Нет смысла объяснять, что употребление еды или напитков, приготовленных Феями, юридически обязует тебя возвращаться по крайней мере раз в год, в соответствии с мифологическим циклом.
— Как это? — удивилась Сентябрь. — Я не понимаю.
— Я хочу сказать, — улыбаясь и оглаживая бороду, начал Зеленый Ветер, — что всё, что тебе понравится, дорогое дитя, можешь спокойно есть. — Тут его разобрал смех, похожий на пересвист тонких, самых высоких ветвей дерева. — Тебе, сиянию моего лунного неба, — яркому, как облепиха и сладкому, как вишня.
Леопард Легких Дуновений оттолкнулся от крыши и во мгновение их и крохотную Омаху, штат Небраска, разделила воздушная пучина. Сентябрь даже не задумалась взмахнуть родному дому на прощание, — однако не стоит судить ее за это строго: все дети Бессердечны. Они еще не взрастили его, — и поэтому с легкостью могут вскарабкиваться на самые большие деревья, или могут ляпнуть что-нибудь шокирующее, или могут спрыгнуть с такой высоты, при виде которой от ужаса сердце любого взрослого уйдет в пятки. Тяжеловесность — вот что главное в сердце. Поэтому, чтобы вырастить его уходит много времени. И у каждого ребенка получается по-своему, — как и с арифметикой, или чтением, или рисованием. (Чтение, как известно, способствует набору сердцем веса, как ничто иное). Одни малыши бывают как не от мира сего, только и мучают, Полностью Бессердечные. Другие, наоборот милые и дорогие, Даже Не Скажешь Что Бессердечные. В Сентябрь были черты и тех и других. Зеленый Ветер прилетел за ней, когда её Сердце Чуть Налилось, и она была Не Совсем Бессердечная.
Одним Словом Сентябрь не взмахнула на прощание ни дому, ни маминой мастерской, из трубы которой к ним ластился дым. Она не взмахнула, прощаясь, отцу, — когда они пролетали над Европой. Нам это покажется бестактным, — но только не Сентябрь: она читала много книжек и была твердо уверена, что гнев и злоба родителей куда-то пропадает сама по себе, когда они узнают, какие приключения ожидали их чадо в Королевстве фей, а вовсе не в баре за углом. Сентябрь привлекали облака, — и она вглядывались в них, пока глаза не стали слезиться от ветра. Она прижалась к Леопарду Легких Дуновений и сквозь жесткую и сверкающую шкуру слушала, как колотится её необъемное сердце.
— Сэр Ветер, позвольте спросить Вас, — прокричала Сентябрь, когда предполагаемое ею на полет время истекло, — А как вообще можно попасть в Королевство Фей? Мы летим уже долго, уже миновали Индию, Японию и Калифорнию и вот-вот вернемся к моему дому.
— Будь Земля круглой, это бы оказалось абсолютно верным замечанием.
— Но я стопроцентно уверена в этом.
— Тебе бы лучше заняться отучением себя мыслить вчерашним днём. Консерватизм — черта далеко не привлекательная, в то время как Королевство Фей всегда была Науко-Сменчивым местом. Мы выписываем все лучшие журналы.
Тут раздался громкий, но не воинственный рык: Леопард Легких Дуновений согнал со своего пути маленькое стадо клубящихся облаков.
— Земля, дорогая моя, в общих чертах имеет форму трапезоида: не сколько склонного к ромбоиду, сколько к тессеракту; но как бы не выходило, ворчит она всё равно, если её гладить не так, как она рассчитывает. В двух словах, — это головоломка. Именно такая, моя знакомица по осени, — похожая на разборное серебрянное кольцо, которое твоя тетя Маргарет привезла на память из Турции, когда тебе было девять.
— Откуда Вы знаете тетю Маргарет? — воскликнула Сентябрь, придерживая одной рукой волосы на затылке.
— В те дни, по обыкновению ближе к полудню, я устраивал небольшие пыльные бури. На тебе тогда было желтое платье с обезьянками, а на ней черная юбка. Так уж совпадает, что вещи, которые удаётся Растрепать, всем Лютым Эфирам глубоко врезаются в память.