История о девочке, о корабле, который она смастерила, и о путешествии, опоясавшем всё Королевство фей

-Осень, - произнес Доктор Восенев, Наместник и Ректор Изысканий, - изменяет всё. Возможно и это обернулось бы счастьем, - если бы девочка позволила себе успокоиться. Несколько лет такого существования (естественно при нашем достойном ухаживании) – и она могла бы плодоносить. Пути неисповедимы, и их стоит принимать такими. Куда бы они не вели.

-Но ведь ничего же не изменилось вокруг! – вмешался Отадолэ. – Сегодня вечером тут будет свадьба, и завтра тоже. И жатва и пирушка! Сентябрь, Доктор Восенев, - единственная, кто изменилась здесь! И если вы не ждете Зимы и снега, и если листья здесь всегда будут висеть на деревьях такие же рыжие и красные, то почему Сентябрь стала другой?! Чем она так исключительна?! Или это ваших рук дело? У нас ведь оставалось несколько дней, чтобы успеть к Маркизе…

-Маркиза приказала Вам так поступить с девочкой, - произнес Суббота отчетливо и агрессивно. Его лицо потемнело еще сильней, словно под кожей проплывали тяжелые грозовые тучи, и он качал головой вперед-назад, как раздраженный бык.

-Ничего подобного! – воскликнула Цитринита. – Это всё оттого, что она Зачарованная! Она – человеческое дитя. И ни один из химических процессов внутри неё в Провинциях Осени невозможно предсказать.

-Но о чем-то подобном она догадывалась, - пробормотал Рубедо. – Даже наверняка надеялась.

Доктор Восенев не удостоил разговор вниманием. Продолжая курить, он выпрямился и с непроницаемым лицом осматривал спорящих.

Неожиданно ужасный звук, словно вместо кузнечной наковальни использовали огромную медную тубу, взорвал тихое утро, вышвырнув Доктора Восенева из кресла. Суббота удовлетворенно засмеялся. Однако вскоре его смех смолк и обернулся настороженностью и даже опаской, потому что звук становился всё громче и громче. Рубедо и Цитринита с пронзительными воплями бросились обратно в дом. Они заперли дверь на засов. Глядя на них, Сентябрь вдруг поняла, что не в состоянии сдвинуться с места. Даже просто подняться ей мешали проросшие в коленях веточки и корни. На площади остались лишь они втроем; они льнули друг к другу, а Дол еще пытался прикрыть всех скованными крылышками. А потом появились львы.