История о Михаиле и Андронике Палеофагах

Месяца Антестериона[142] двадцать седьмого {числа}, где-то возле Вафии[143], местность же эта возле чудесной Hикомидии, — Атман[144] вместе со своим войском, исчисляемым во многие тысячи, внезапно приступив, — однако нужно начать повествование сначала[145]. Ведь Али Амурид (Αλης γαρ Αμουριλος)[146], вместе со своим братом Настрацием, который в течение какого-то времени был заложником у ромеев, взяв себе в сотоварищи персов[147] возле Кастамону, причинял ромеям зло. И некоторое время он где-то возле Понта, по ту сторону Сангария, совершал злодейские дела, {а сам} пребывал в безопасности (далеко) от этих {областей}. Ведь он был возвеличен в высшей степени и кичился перед нами от того, что, защищаясь, убил Мелика Масура[148], сына султана Азатина[149]. Ибо он (Мелик Масур. — Д. К.) отправился вместе с отцом надолго в скитания на север именно после того, как тот освободился из Эноса, как я и говорил выше[150]. {Некоторое время} побыв там (т. е. в Крыму. — Д. К.), {сын, покинув} окружение отца, переправляется {через} Евксин и, прибыв в Тимену[151], заискивает издалека дарами милости у хана тохар[152], как они его именуют, Аргана[153]. С тех пор он (Масур. — Д. К.) властвует над землями, как над отцовскими владениями, и подчиняет там знатных над персами, которых они сами называют сатрапами. И желающие, {и} не желающие были порабощены, Амурий[154] же, который {был} отцом Али, пришедши к тохарам и получив от них отряд, всеми силами воспротивился Мелику. Однако же (Мелик. — Д. К.), выведя врагов на него, повернул назад, так что, отказавшись от всего, вместе с женой и детьми он решил отдаться василевсу и добраться до Ираклии на Понте. Оттуда прибыв в {город} Константина, он, поскольку василевс отправился в Нимфей[155], оставляет там (т. е. в Константинополе. — Д. К.) жену, сам же, в течение нескольких дней снарядившись в дорогу вместе со своими приближенными, поспешил по ней в Нимфей под {начальством} царского проводника, повинуясь приказу василевса. Однако, оказавшись где-то возле Адрамиттия, то ли разузнав от кого-то, то ли заподозрив сам, что не к добру будет их прибытие ко владыке, тотчас же передумывает и, улучив момент, пренебрегши сединами[156] проводника, — был же им Аврампакс протоиеракарий[157], — бежит оттуда ночью, но не тайно[158], как поступают в подобных случаях[159], а в открытую и дерзко, {с уверенностью}, что если бы кто-то на него и вышел, то он от него {все равно} уйдет. Он снова возвращается к персам и, собрав народ, приобретает славу и силу больше, чем раньше. Его могущество усиливается настолько, что сам Амурий, заключив, что не на пользу для его дел {будет} необузданность того (т. е. Мелика. — Д. К.), решил вместе с семью детьми явиться с мольбой о защите и, умилостив {того} дарами, служить ему с любовью. Обдумав {это} и сочтя выгодным, он, взяв с собою детей, вместе с большой {свитой} пришел к врагу под видом просителя. А тот (Масур. — Д. К.), продолжая сердиться за прежнее и отнюдь не оставив злобы, принял дары; однако он уготовил ужасное несчастие. Едва он (Амурий. — Д. К.), введенный вместе с дарами, бросился в ноги и умолял {о пощаде}, тот выдвинул наперед прошлое, — и яростно бранился, и порицал, и, схвативши наконец чашу вина, как будто {собираясь} выпить, подал тем самым условный знак. Знак же этот был таков — простереть как бы с усмешкой руки, чтобы те, {кто были} возле него, изрубили просителей обнаженными мечами. По данному им знаку они тотчас ворвались и устроили ему (Амурию. — Д. К.) и его детям кровавый пир. Вот какое случилось с Али несчастие, самое крайнее из {им} пережитого, ведь его отца изрубили на куски[160], а сам он был спасен по какому-то промыслу. И свыше было задумано защищать {его} в подобных {случаях} от всяких зол. И вот он набрав достаточно {людей} из персов в отряд, стал орудовать как разбойник, обнаруживая себя только для того, чтобы напасть или защититься. Совершая набеги, он опустошил {много} местностей и вызвал сопротивление: у Мелика возникло роковое желание, и он вышел воевать против него. Во время боя судьба подвела Мелика: лошадь на полном скаку подвернула ногу и со всей силой сбросила седока; упав, он стал добычей меча. Это возвысило Али в эмирское достоинство[161], с этого времени, набрав большое войско, он стал злодействовать против ромеев. Так не прекращалось до тех пор, пока пылал на ромеев некий гнев Божий, — ибо как же иначе можно было бы назвать это? — впрочем, об этом еще будет сказано. Переправившись по ту сторону Сангария, он встретил сильное сопротивление со стороны {расположенных} на ней (реке. — Д. К.) крепостей; ибо василевс Михаил, {когда еще} был жив, предупреждая эти {нападения}, возвел укрепления, поставив высочайший частокол из обструганных топором бревен, — непреодолимый посередине, — на расстояние в 100 шагов в ширину, как я прежде говорил[162]. С этого времени это стало мощным препятствием для набегов перса. В месяце кроний река неожиданно вышла {из берегов} и устремилась в старое русло, на котором как раз {находится} мост Юстиниана[163]. После того как река вышла из берегов, она граничила с того времени с Меланой (Μελανα), будучи не столь большой, но вполне достаточной в глубину, {чтобы} препятствовать вторжению врагов. Однако тогда же Сангарий, разлившись из-за дождей, опять оставил это свое собственное русло, которое он издавна занимал, и устремился к прежнему. Там, где он отступал, он позволял переправиться всякому, там же, где он разлился, он не только из-за разлива не обеспечивал потоку глубины, но, спускаясь с краснобоких гор (εκ μηλτοπαρηων ορεων[164]), образовывал к тому же наносы и предоставлял желающему возможность переправиться на ту сторону по галькам. Обитатели гарнизонов на той (византийской. — Д. К.) стороне, увидев эту странную перемену и зная, {что} они скоро окажутся в опасности, ушли все. Однако не долго река текла так — через месяц, образовав наносы, она стала течь только {по прежнему руслу}[165]. В этом издавна состояла основная причина отступления и бегства обитателей гарнизонов и переправы врагов, — {причина}, благодаря которой желающие {свободно} переправлялись. Тогда этот внезапный поворот {реки} был на руку переправляющимся, чтобы они шли по наносам. Все это произошло очень необычно, василевсу же было сообщено, что множество врагов — в глубине страны, тогда как Али Амурид притворно придерживался мира. Набеги Атмана в округе Никеи и его успехи в дальнейшем настолько подняли его {дух}, что теперь, {думал он}, он справится с василевсом, даже если {тот} заключит мирный договор[166], чтобы {на него} никто не нападал, — все равно он один захватит то, что предназначалось для многих.