История о снежном демоне (СИ)

  - Тогда я пожалуй пойду заварю чай и приготовлю чего-нибудь.

  Михаил оставил дверь в ванную открытой на случай непредвиденных проблем. Юки могло снова стать плохо, поэтому стоило прислушиваться к всплескам воды. Навряд ли немой способен подать какой-либо сигнал, кроме стука или еле слышимого стона. Погрузившись в собственные размышления, молодой человек слышал, как вопит его сознание о противоречиях, ведь Юки чем-то напоминал ребёнка, ему необходимо подсказывать самые простые вещи, приучить к языку и следить чтобы тот не набедакурил, но его внешний вид озадачивал, приводил в смятение и самое невероятное, возбуждал. Неправильные чувства в отношении зависимого от тебя существа, с которым ты познакомился всего сутки назад! Миша понимал ответственность не только за свою, но и за чужую душу. Никак нельзя допустить со своей стороны действий, которые погубят их обоих, подведут к бездонной пропасти между моральным выбором. Он осознавал все за и против, но тянулся к неловкому красавцу каждой клеточкой тела. Выдохнув он вынул продукты из пакета, вспомнив, что ничего не знает о вкусовых предпочтениях японца. Впрочем эти знания навряд ли помогут, приготовление пищи точно не его конёк. Поэтому Миша просто пожарил бекон и четыре яйца, выложил пищу на две тарелки, нарезал хлеб с кунжутом и тоже поджарил. На тосты положил кусочек плавленного сыра, кусочек помидорки и немного зелени. Самым важным компонентом утреннего моциона для него всегда был чай, но перед тем как приступить к завариванию пуэра, он проверил всё ли в порядке у Юки. Помещение оказалось переполненным паром настолько, что Михаил не сразу заметил голову японца над водой. Пробираясь сквозь влажные клубы, он расправил большое полотенце и произнёс:

  - Судя по всему вытяжка не работает. Возьми меня за руку, я помогу встать. Вот так, выбирайся из ванной. Давай-ка вытрем тебя хорошенько.

  Встав на коврик Юки неуверенно разжал ладонь и настороженно следил как скользит полотенце по всей поверхности бледной, гладкой кожи. Демон видел лишь очертания силуэта молодого человека, но ощущал тепло от его прикосновений, мягкость ткани, поглаживание по мокрым волосам, распавшихся водопадом по плечам и спине, прикрывавших каскадом ягодицы и голени. Оставив большое полотенце на плечах юноши, Михаил взял поменьше приложил в месту ниже живота.

  - Хааа!- выдохнул демон, озадаченно опустив голову.

  - Ох! Прости! Черт! Давай уже одену тебя и пойдём завтракать!

  Вытянув пробку из ванны и надеясь, что с водой стечёт и вожделение, вопиющее о запретности, неправильности, опасности, слишком роскошное для обычного парня, живущего именно в этом городе и в данной стране. Он снова тяжело выдохнул, взглянул на Юки, кутавшегося в полотенце и чертыхнулся. Цветочный аромат, заполнивший ванную комнату, смешанный с водяным паром, дурманил сладостью, прилипал к языку. Стыд и гнев пришли вслед за желанием, волоча за собой ненависть к самому себе, презрение за похотливый взгляд на человека того же пола. Миша тряхнул головой, терзаемый извечными дилеммами, и взяв ещё одно полотенце, укутал влажные волосы блондина, а потом помог одеть халат. Хмурый, он молча провёл "Счастье" до обеденного стола, поддерживая под локоть, подсознательно ища любой повод коснуться его и помог сесть на стул. В мрачном настроении юноша залил в заварочный чайник слегка остывшую воду и поставил его на стол. Привычные движения погрузили сознание парня ещё глубже в бездну размышлений. Взгляд внутрь себя всегда пугал его, приводя в истощенное состояние. Ему стоило покинуть квартиру, как и отцу. Михаил почти уверил себя, что на том, последнем снимке, папа сумел запечатлеть не только себя, но и Юки, его прозрачный образ. А та надпись, с обратной стороны фотокарточки на латыни, означала "Ни с тобой, ни без тебя жить не могу", наверняка, относилась к блондину. Он был слишком красив для человека и отец не смог принять ответственность за столь совершенное существо. А он? Он сможет понять, кем именно является "Счастье"? Он ведь уже смотрит на него как на вещь, которой хочется обладать. Этот мальчик что-то значил для отца? Он его сын? Что за отношения их связывали? Являлся ли он лишь диковинкой в коллекции посуды, раздобытой в путешествиях? Или же столь ценным экземпляром, что он даже не решился продать квартиру? Хотел ли он вернуться сюда по прошествии времени? Зачем он вообще оставил призрака здесь в одиночестве? Вопросы так и оставались без ответов, ведь задать их уже было некому и от того, они плотным илом укладывались слой за слоем на дне сердца.