История обыкновенного безумия

– вот именно! – она поставила банку гороха на левую ладонь и медленно подняла. – требую.

– клянусь, если ты не уберешь с глаз моих эту банку, я, да поможет мне Бог, если он есть, ЗАПИХНУ ЕЕ ТЕБЕ В ЖОПУ НА ГЛУБИНУ, РАВНУЮ РАССТОЯНИЮ ОТ ДЕНВЕРА ДО АЛЬБУКЕРКЕ!

Мэг унесла горох на кухню. на кухне она и осталась.

Дюк подошел к шкафу, взял пальто и пушку. он поцеловал свою девочку на прощанье. она была приятней декабрьского загара, красивей шестерки белых коней, скачущих по низкому зеленеющему холму. такие мысли пришли ему в голову. они начали причинять ему боль. он поспешно улизнул. но дверь закрыл очень тихо.

Мэг вышла из кухни.

– Дюк ушел, – сказала малышка.

– знаю.

– я хочу спать, мама. почитай мне книжку.

они уселись рядышком на кушетку.

– мама, а Дюк вернется?

– конечно, никуда этот сукин сын не денется.

– что такое сукин сын?

– это Дюк. я люблю его.

– любишь сукина сына?

– ага, – рассмеялась Мэг. – ага. иди ко мне, красавица. на колени.

она крепко обняла малышку.

– ой, какая ты теплая, как горячая грудинка, горячие пончики!

– ничего я и не грудинка и не ПОНЧИКИ! САМА ТЫ грудинка и пончики!

– сегодня полнолуние. слишком, слишком светло. я боюсь, боюсь. господи, как я люблю этого парня, о боже…

Мэг порылась в картонной коробке и достала детскую книжку.

– мама, а почему на кокосе волосы?

– волосы на кокосе?

– да.

– слушай, я же кофе поставила. кажется, он сейчас выкипит. пойду выключу кофе.

Мэг ушла на кухню, а Лала осталась ждать на кушетке.

а Дюк стоял в это время у входа в винный магазин на углу Голливудского и Ломбарди и думал: что за черт что за черт что за черт.

что-то там было не так, что-то дурно попахивало. в глубине магазина вполне мог сидеть и смотреть в щелку какой-нибудь козел с люгером. именно так пристрелили Луи. разнесли его в клочья, точно глиняную утку в парке с аттракционами. убийство, дозволенное законом. весь ебучий мир потонул в дерьме дозволенных законом убийств.

что-то в магазинчике было не так. может, сегодня какой-нибудь маленький бар? притон гомиков? что-нибудь простенькое. чтоб хватило на квартплату за месяц.

я делаюсь слабовольным, подумал Дюк. того и гляди, не успеешь опомниться, как останется только сидеть да Шостаковича слушать.

он снова сел в свой черный «Форд-61».

и поехал на север. три квартала. четыре квартала. шесть кварталов. двенадцать кварталов в глубь ледяного мира. а Мэг сидела с малышкой на коленях и читала ей книжку, «Жизнь в лесу»…

«горностай со своим семейством, норка, пекан и куница – звери дикие, проворные, гибкие. между этими плотоядными животными идет непрерывная кровопролитная борьба за…»

потом маленькая красавица уснула, и наступило полнолуние.

За решеткой вместе С главным врагом общества

в 1942-м я слушал в Филадельфии Брамса. у меня был маленький проигрыватель. это была брамсовская вторая часть. в то время я жил один. я не торопясь отхлебывал из бутылки портвейн и курил дешевую сигару. комнатка была небольшая и чистая. как говорится в подобных случаях, раздался стук в дверь. я решил, что кто-нибудь явился вручить мне Нобелевскую или Пулитцеровскую премию. два туповатых, деревенского вида громилы.

Буковски?

ага.

они показали мне бляху: ФБР.

пойдете с нами. лучше надеть пальто. это ненадолго.

я знать не знал, что я натворил. спрашивать я не стал. я рассудил, что в любом случае все пропало. один из них выключил Брамса. мы спустились вниз и вышли на улицу. в окнах торчали головы, как будто все были в курсе дела.

потом всегдашний женский голос: ага, вот и он, этот жуткий тип! попался наконец!

все дело в том, что с этими дамочками я не сплю.

я все пытался сообразить, что я такого натворил, и, кроме убийства, которое я вполне мог совершить по пьяни, в голову мне ничего не приходило, однако я не мог понять, при чем тут ФБР.

положите ладони на колени и не шевелите руками!

двое были на переднем сиденье и двое на заднем, вот я и решил, что моей жертвой наверняка стала некая важная птица.

по дороге я забылся и попытался почесать нос.

РУКУ НА МЕСТО!!

когда мы вошли в кабинет, один из агентов показал на ряд фотографий, занимавший все четыре стены.

видите эти снимки? строго спросил он.

я оглядел фотографии. они были вставлены в изящные рамки, но лица мне ни о чем не говорили.

да, снимки я вижу, сказал я.

это агенты ФБР, которые погибли при исполнении служебного долга.

я не знал, каких слов он от меня ждет, и поэтому не сказал ни слова.

меня привели в другой кабинет. за столом сидел человек.

ГДЕ ВАШ ДЯДЯ ДЖОН? заорал он, обращаясь ко мне.

что? переспросил я.

ГДЕ ВАШ ДЯДЯ ДЖОН?

что он хочет этим сказать, я не знал. сначала я решил, что он имеет в виду некое секретное оружие, которое я ношу с собой, дабы по пьяни убивать людей, нервишки у меня пошаливали, и все казалось чистейшим вздором.

я имею в виду ДЖОНА БУКОВСКИ!

а-а, он умер.

черт подери, НЕУДИВИТЕЛЬНО, что мы никак не можем его найти!