История обыкновенного безумия (Tales of Ordinary Madness )

И вот я вновь очутился в этой особой длинной очереди из людей, в чем-нибудь да виновных. Те, кто был помоложе, знать не знали, что их ждет. Они впутались в темное дело, называемое КОНСТИТУЦИЕЙ и их основными ПРАВАМИ. Молодые полицейские, как в городской каталажке для пьяных, так и в окружной, проходили обучение на алкашах. Они должны были демонстрировать свои успехи. Пока я смотрел, они посадили одного малого в лифт и принялись возить его вверх и вниз, вверх и вниз, а когда он оттуда выбрался, уже едва ли можно было понять, кто он такой, да и кем он был прежде,- чернокожим, что-то орущим о правах человека. Потом они принялись за белого, крикнувшего что-то о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; на него набросились четверо или пятеро, они так крепко его отделали, что он был не в силах ходить, и, когда его приволокли назад, то попросту прислонили к стене, он стоял, а его трясло, все тело было исполосовано багровыми рубцами, он стоял и дрожал крупной дрожью.

Меня снова сфотографировали, уже в который раз. В который раз сняли отпечатки пальцев.

Меня отвели в камеру для пьянчуг, открыли мне дверь. После чего еще нужно было найти местечко на полу, среди ста пятидесяти человек. Одна параша на всех. Всюду блевотина и моча. Я отыскал себе место среди собратьев. Я был Чарльзом Буковски, фигурировавшим в литературных архивах Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Кое-кто там считал меня гением. Я растянулся на досках. Услышал молодой голос. Голос мальчишки.

– Мистер, за четверть доллара могу у вас отсосать!

Полицейские обязаны были отбирать всю мелочь, все купюры, документы, ключи, ножи и так далее, плюс сигареты, после чего вы получали квитанцию. Которую либо теряли, либо продавали, либо у вас ее попросту крали. Но в камере все равно водились деньги и сигареты.

– Извини, паренек,- сказал я ему,- у меня выгребли все до последнего цента.

Четыре часа спустя я ухитрился уснуть. Там.

Лучший шафер на дзэнской свадьбе. Причем готов биться об заклад, что в ту ночь жених и невеста даже не поеблись. А вот кое-кому это удалось.

Примирение

На Рэмпарт я вышел из автобуса, потом прошел один квартал обратно до Коронадо, взобрался на небольшой пригорок, поднялся по ступенькам к тропинке, дошел по тропинке до входа в мой верхний двор. Довольно долго я стоял у двери, чувствуя, как солнце греет мне руки. Потом отыскал ключ, открыл дверь и начал подниматься по лестнице.

– Кто там? – услышал я голос Мэдж.

Я не ответил. Я медленно топал наверх. Я был очень бледен и немного ослаб.

– Кто там? Кто пришел?

– Не дергайся, Мэдж^ это всего лишь я. Одолев лестницу, я остановился. Мэдж сидела на

кушетке, в старом зеленом шелковом платье. В руке она держала стакан портвейна, портвейна с кубиками льда – так, как она любила.

– Малыш! – Она вскочила. Целуя меня, она выглядела обрадованной.- Ах, Гарри, неужто ты и вправду вернулся?

– Может быть. Если сейчас не сдохну. В спальне кто-нибудь есть?

– Не дури! Хочешь выпить?

– Говорят, мне нельзя. Надо есть вареную курицу, яйца всмятку. Мне дали целый список.

– Вот сволочи! Садись. Может, примешь ванну? Съешь что-нибудь?

– Нет, просто посижу.

Я подошел к креслу-качалке и сел.

– Сколько осталось денег? – спросил я ее.

– Пятнадцать долларов.

– Быстро же ты тратишь.

– Я…

– Сколько уплачено за квартиру?

– За две недели. Я не сумела найти работу.

– Знаю. Слушай, а где машина? Что-то я ее там не заметил.

– О господи, новости скверные. Я ее кое-кому одолжила. Они разбили весь передок. Я надеялась, что ее отремонтируют до твоего возвращения. Она в гараже на углу.

– Но машина еще на ходу?

– Да, но я хотела, чтобы отремонтировали передок.

– С помятым передком можно ездить. Главное, чтобы уцелел радиатор и фары были на месте.

– Боже мой! Я же просто хотела все сделать как надо!

– Сейчас вернусь,- сказал я ей.

– Гарри, ты куда?

– Взгляну на машину.

– Может, подождешь до завтра, Гарри? Ты плохо выглядишь. Останься. Давай поговорим.

– Я вернусь. Ты же меня знаешь. Терпеть не могу незаконченных дел.

– Ах, черт возьми, Гарри!

Я начал спускаться по лестнице. Потом поднялся опять.

– Дай мне эти пятнадцать долларов.

– Ах, черт возьми, Гарри!

– Слушай, кто-то должен удерживать этот корабль на плаву. Ты этого делать не будешь, мы с тобой это знаем.

– Видит бог, Гарри, я уже с ума схожу. Пока тебя не было, я каждое утро искала работу. И ни черта не нашла.

– Дай мне эти пятнадцать долларов. Мэдж взяла свою сумочку и заглянула в нее.

– Слушай, Гарри, оставь мне денег на бутылку вина, эта уже почти пустая. Я хочу отпраздновать твое возвращение.

– Не сомневаюсь, Мэдж.

Порывшись в сумочке, она протянула мне десятку и четыре купюры по одному доллару. Я выхватил сумочку, перевернул и высыпал содержимое на кушетку. Вывалилось все ее дерьмо. Плюс мелочь, маленькая бутылочка портвейна, долларовая купюра и еще одна, пятидолларовая. Мэдж потянулась за пятеркой, но я опередил ее, выпрямился и влепил ей затрещину.

– Ах ты, ублюдок! Как был прижимистым сукиным сыном, так и остался!

– Ага, именно поэтому я и не умер.

– Опять ты меня ударил, я ухожу.