Читаем История одиночества полностью

Цифровые данные и повествования в их наиболее креативной форме еще больше расширили возможности сетевого уединения для абстрагированных пользователей – то есть ухода из непосредственного окружения для взаимодействия с далекими людьми и альтернативными мирами. Однако растущее использование интернета вызвало две острые проблемы. Во-первых, с ростом осведомленности о возможностях цифровых медиа в плане слежки за пользователями функция уединения как последнего прибежища личной независимости была противопоставлена использованию коммуникационных систем для увеличения его досягаемости. Вместо того чтобы обогащать эту сферу, смартфон, подключенный к поисковым системам и социальным сетям, может, наоборот, полностью ее истощить. Внедряемые сегодня технологии распознавания лиц грозят упразднением самого понятия уединения. Больше не будет пространства, в котором люди смогут разговаривать сами с собой, не будучи увиденными или подслушанными корпорациями или государством.

Во-вторых, погружение во вселенную интернета возрождает опасение Циммермана, что существуют такие формы ухода от общества, которые являют собой одностороннее путешествие. Так, высказываются сомнения относительно влияния цифровой коммуникации на необходимый баланс между одиночеством и социальностью. Утверждается, что онлайн-вселенная запирает пользователя в таком месте, где не может быть ни истинного уединения, ни эффективных межличностных отношений[1108]. Использование таких терминов, как «одержимость» и «зависимость», особенно по отношению к юным интернет-пользователям, указывает на опасение, что навыки непосредственного, личного общения утрачиваются[1109]. У тех, кто отдает мессенджерам по целому дню в неделю, не будет ни времени, ни возможности поговорить друг с другом. По мнению Шерри Тёркл, последствия здесь взаимно разрушительны. Часы, проведенные в Сети, мешают развитию чувства внутреннего «я», необходимого для эффективных личных отношений, а ослабление устного общения, в свою очередь, препятствует формированию более полноценной идентичности. «Уединение, – пишет Тёркл, – укрепляет чувство собственного „я“, а вместе с ним и способность к эмпатии. Далее, разговор с другими людьми дает богатый материал для самоанализа. Как в одиночку мы готовимся к совместной беседе, так же и вместе мы учимся более продуктивному уединению»[1110].

Есть в этом анализе кое-какие проблемы, связанные с исторической перспективой. В частности, нам не хватает систематических знаний о масштабах непосредственного взаимодействия в обществах прошлого. Так, на протяжении XIX и большей части XX века домохозяйки, как мы видели, часто проводили долгие часы в вынужденной изоляции, не общаясь ни с кем кроме маленьких детей или слуг, а темы разговоров с последними были ограничены их социальными отношениями. Вернувшимся мужьям могло не хватать интереса или сил, чтобы обсудить прошедший день, или же они предпочитали выговориться в компании приятелей, встретившись с ними в клубе или трактире. Если последующий рост «товарищеских браков» и увеличил возможности социального обмена, то одновременное распространение таких явлений, как отдельные спальни для детей-подростков или приватные пространства в доме для занятий взрослых, создавало дополнительные препятствия для случайных разговоров. Кроме того, новые островки молчания в домашних пространствах создал и стремительный рост (начиная с 1945 года) числа домохозяйств, состоящих из одного человека. Вопрос о том, существовал ли в позднем модерне такой момент, когда был достигнут и пройден пик общения, требует дальнейшего изучения.

Результатом дискуссий стало повышенное внимание к более старым категориям ухода от общества. Если у одиночного и общительного поведения есть общий враг, то есть у них и общее средство обороны. В обоих случаях здоровая практика заключается в том, чтобы уметь прожить с выключенными мобильником и ноутбуком. Физическое уединение вновь обретает еще большую привлекательность потому, что его сетевая и абстрагированная формы находятся под угрозой из-за чрезмерной зависимости от цифрового общения. Лучший способ избежать слежки – отключиться от сетей и оказаться вне поля зрения камер. Но проблема в том, что в начале XXI века многие практики, связанные с физическим уходом из компании других людей, навсегда утратили свое великолепие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука