История одиночества

— Нет, я банкир. — Абсурдность этого рассмешила его самого. — Начальник поразительного учреждения, насквозь пропитавшегося коррупцией и нечестностью. И как мне с этим быть? В душе-то я по-прежнему простой священник. — Он замер, а потом сердито смахнул бумаги со стола на пол.

Присев на корточки, я стал собирать документы. Папа прикрыл рукой глаза.

— Вы часто вспоминаете свой дом? — тихо спросил он, когда я сложил бумаги на краю стола, глядя в сторону, чтоб не увидеть их содержания.

— Бывает, святой отец, — сказал я.

— Напомните, откуда вы родом?

— Из Ирландии.

— Да, но откуда именно?

— Из Дублина.

— Ну да. — Он помолчал. — Джеймс Джойс. Театр Аббатства. О’Кейси и Брендан Биэн[34].

Я кивнул:

— Мой отец был знаком с Шоном О’Кейси.

— Правда?

— Недолго. Играл в его пьесе.

— Вы читали «Улисса», Одран?

— Нет, святой отец.

— Я тоже не читал. Как по-вашему, стоит прочесть?

Я задумался.

— Он очень большой. Мне-то, наверное, не осилить.

Папа рассмеялся:

— А что вы думаете о мистере Хоги?

— Верю кошке и ежу, а ему погожу, святой отец.

— Передать ему ваши слова? Знаете, я здесь всего неделю, а он уже три раза мне звонил.

— Лучше не надо, святой отец. А то он меня пристрелит. Образно, конечно, говоря.

Папа улыбнулся. Похоже, беседа со мной его забавляла, и я подумал, что если он отвлечется от всех этих бумаг, то будет лучше спать, и это, наверное, моя прямая обязанность — избавить его от волнений перед сном.

— С Ирландией, однако, есть одна проблема, — после долгой паузы тихо сказал папа.

— Проблема, святой отец?

Он кивнул и помассировал переносицу:

— Да, Одран.

— Можно узнать какая?

Папа покачал головой:

— Та, которую мой предшественник предпочитал не замечать. И которой я намерен заняться. Я тут кое-что прочел… — Он замолчал и вздохнул. — И теперь диву даюсь, что за люди верховодят в тамошней Церкви. У меня сотни дел, но я обещаю, что скоро ополчусь на эту проблему. И, Богом клянусь, положу ей конец. А пока, — он показал на бумаги, — надо разобраться с этими счетами.

— Вы бывали в Ирландии, святой отец? В смысле, раньше.

— Нет. Может, как-нибудь наведаюсь. Я хотел бы увидеть Клонмакнойс и Глендалох. А еще город, где снимали «Тихого человека»[35]. Где это?

— На западе, святой отец. Неподалеку от замка Эшфорд.

— Вы видели фильм, Одран?

— Видел, святой отец.

— Шон Торнтон и сквайр Данахер. И еще этот парнишка на лошади, как же его…

— Барри Фицджеральд, — подсказал я.

— Это актер, а как зовут его персонажа?

— Не помню, святой отец.

— Я смотрел картину бессчетно. Могу спорить, это лучший фильм всех времен и народов. Если окажусь в Ирландии, непременно съезжу на место съемок.

— Морин О’Хара[36] наверняка станет вашим экскурсоводом, — улыбнулся я. — По-моему, она живет в Дублине.

Папа схватился за грудь и расхохотался:

— Я этого не переживу! Мэри Кейт Данахер? Да я двух слов не свяжу! Превращусь в косноязычного школяра!

Господи, подумал я, так бы и сидел с ним. Вот бы заказать пару пива и болтать всю ночь. Я обожал этого человека.

— А как ваши родные? — спросил папа. — Они так далеко, вы, наверное, по ним скучаете. Вспоминаете их?

— Ежедневно, святой отец.

— У вас большая семья?

— Только мама и сестра. Они в Дублине.

Папа задумчиво покивал:

— Отец, значит, умер?

— Четырнадцать лет назад.

— От чего?

— Утонул. В Уэксфорде, на пляже Карраклоу.

Папа удивленно вскинул бровь:

— Он плохо плавал?

Я покачал головой и рассказал всю правду, от начала до конца, о том, что случилось летом 64-го. Папа слушал не перебивая.

— Нам не дано понять, почему происходит то, что происходит, — наконец сказал он и тяжело вздохнул. — Наверное, будь я прозорливее и умнее, я был бы полезнее на этом месте.

— А вы скучаете по Венеции? — спросил я, и от его знаменитой лучезарной улыбки в комнате стало светлее, как будто я опять помянул богиню О’Хара.

— Ах, Венеция! Владычица! Светлейшая! Если б Ватикан переместить на триста миль севернее, мне бы прибавилось сил для предстоящей работы. Если б в окно своей спальни вместо площади Сан-Пьетро я видел площадь Сан-Марко! Если б целыми днями вместо запаха Тибра и гомона туристов я слышал крики гондольеров, проплывающих по каналам!

Он грустно покачал головой и перевел взгляд на бумаги, что я воспринял как сигнал: мне пора уходить. Я пожелал ему спокойной ночи, он помахал мне и придвинул к себе документы.

— Пока вы не ушли, Одран, — сказал папа, — пожалуйста, оставьте моему секретарю записку, что утром я хочу повидаться с сеньором Марцинкусом.

— С сеньором Марцинкусом? — повторил я незнакомое имя.

— Он президент Банка Ватикана. Напишите, что беседа займет час как минимум. Есть много… — Он взглянул на бумаги и покачал головой. — Ладно, неважно. Главное, чтобы он пришел. И вот еще…

— Что, святой отец?

— Микалин Ог, — улыбнулся папа. — Вот как зовут персонажа Барри Фицджеральда. Микалин Ог Флинн.

И он тихонько затянул песню: