История одного эльфа

– «Через полмесяца»! – передразнил хозяин. – А что мы будем делать эти полмесяца? С голоду умирать? Ты всех нас подставил под удар! Не мог увернуться?.. Или, – он за волосы притянул мою голову к себе, – не захотел? А? Ты сделал это нарочно?

Я молчал. В стиснутой лубками руке пульсировала боль.

– И что мне теперь прикажешь делать? – повторил хозяин.

– Продайте меня, – разлепил я губы.

– Продать? – Он со смехом оттолкнул мою голову. – Кому? Этому эльфу, твоему сородичу? Ну уж нет! Не на того напали! – и, обернувшись к дверям, крикнул: – Взять его!

Охранники переступили порог. В прежние времена я мог бы раскидать их одной левой, но сейчас, когда мне было больно даже пошевелить локтем, не стал сопротивляться. Меня взяли под руки и потащили прочь.

Вот так я оказался в подвале того самого дома, в который мой хозяин перебрался, скрываясь от желающего выкупить меня сородича. Вопреки ожиданию подвал был чистый и сухой, хотя и холодный – все-таки давно стояла осень, и погода часто портилась. Мне устроили постель, поставили возле лежанки табурет, принесли ведро для отправления нужды и оставили одного.

Потянулось время. День-деньской я лежал на постели, уставясь на крошечное окошко-отдушину под потолком и прислушиваясь к эху далеких звуков. За три дня болезни хозяин ни разу не переступил порога подвала. Лишь лекарь заходил ко мне дважды в день, осматривал забинтованную руку, приносил еду и уверял, что выздоровление не за горами. Я ему не верил. Туго перетянутые пальцы практически утратили чувствительность, в ладони все еще пульсировала боль, а на третий день под мышкой и на локте вспухли два желвака. Когда я показал их лекарю, тот слегка переменился в лице, но ответил преувеличенно-бодро:

– Это означает, что процесс выздоровления вступил в… э-э… решительную стадию. Твой организм, Данха, борется. И это – признаки борьбы.

– Понятно, – сказал я и, когда врачеватель уже направился к выходу, окликнул его: – Пожалуйста, нельзя ли сделать так, чтобы ко мне разрешили прийти Горо?

– Не велено, – откликнулся лекарь. – Хозяин запретил!

И в замке заскрежетал ключ.

Утром четвертого дня я проснулся весь разбитый. Рука онемела до локтя, на бледной коже проступили какие-то красные полоски. Меня трясло, как в лихорадке, кружилась голова, в горле пересохло, хотелось пить. Я понял, что заболел, хотя эльфы не подвержены многим заболеваниям.

Надо ли говорить, что в тот день лекарь ко мне так и не пришел! И вообще никто не пришел. Забытый всеми, я лежал в холодном подвале и ждал, слушая отголоски далеких звуков. Там, наверху, ходили и разговаривали люди, переносили и иногда роняли какие-то вещи. Там кипела жизнь, но обо мне так ни разу и не вспомнили за весь долгий день. День, который закончился тишиной. Такой полной тишиной, что мне не хотелось никого звать, чтобы не нарушать ее. А зачем, когда и так все ясно! Меня бросили, оставили на произвол судьбы.

К вечеру второго дня я провалился в горячечное забытье. Меня кидало то в жар, то в холод. Стены кружились перед глазами, пол и потолок то исчезали, то наваливались на меня всей тяжестью. Наверное, я даже бредил, потому что в один прекрасный момент услышал голоса. Кто-то звал меня по имени. Кто-то, стоящий за стеной…

– Данкор… Где ты?

– Здесь. Я в подвале…

– За этой дверью? Погоди, я сейчас…

Дверь внезапно дрогнула, и я очнулся. В подвале царила кромешная тьма – даже слабый свет из отдушины не разгонял мрак, а словно подчеркивал его. Ненадолго даже показалось, что я ослеп – все исчезло, остались только звуки, доносящиеся снаружи.

– Ого! Заперто! – жизнерадостно воскликнул смутно знакомый голос. – Эй! Все сюда! Тут заперто!

Послышались шаги. Дверь дрогнула еще раз.

– Ломайте! – распорядился незнакомый мужской голос.

Дверь подпрыгнула в пазах от мощного удара и вылетела, провалившись внутрь вместе с какой-то тушей, которая рухнула на нее сверху. Коридор был освещен факелами. Мне не составило бы труда рассмотреть, кто это, но перед глазами все плыло, и я смог только увидеть три тени, кинувшиеся ко мне.

– Нет! – воскликнул я, почувствовав, как по моему телу шарят чужие руки. – Отпустите меня!

– Живой! – весело воскликнули сразу два смутно знакомых голоса. – Скорее! Давайте…

– Нет! – Я рванулся изо всех сил. – Отпустите меня! Не хочу!

Отмахнувшись правой рукой, попал кому-то в челюсть – звонко и зло клацнули зубы.

– Ни фига себе! Дерется! – воскликнул тот самый незнакомец. – Вот псих! Слушай, ваши что, все такие?

– Нет, – промолвил еще один незнакомый голос, и мне на голову легла плотная ткань. – Раньше я думал, что один такой…

Я отчаянно сопротивлялся, но меня в шесть или восемь рук под чьи-то слезливые причитания: «Осторожно! Я умоляю вас, господа, осторожно!» – замотали с головой в какую-то плотную ткань, прикрутили руки к бокам, после чего подняли и потащили.

Здесь силы совершенно оставили меня, и остатка пути я не помню.

Наверное, ненадолго меня покинуло сознание, потому что пришел в себя, только когда ткань с лица сорвали и в глаза ударил яркий свет. Я зажмурился, закрываясь здоровой рукой.