Я закрыл глаза, силясь подавить горестный вздох. Память услужливо показывала мне фрагменты последнего боя — горячую атаку, первую сшибку, леди Ильирель с мечом наголо, вспоротое брюхо моего скакуна, привычная рукоять двуручного меча в ладони, кровь и грязь… И летящие камни. Все тело болело и, наверное, представляло собой один большой синяк. Было трудно дышать, в животе разливалась отчаянная боль, кружилась голова, даже ремни, врезавшиеся в запястья и щиколотки, не так мучили, как эти многочисленные ушибы. Они хотели забросать меня камнями, а потом почему-то решили оставить жить. Зачем? Уж не для того ли, чтобы воздать почести благородному герою? Не хотелось даже думать, что меня ждет. Одно подогревало меня — сознание того, что все остальные наверняка спаслись. А значит, я сделал свое дело.
Земля негромко задрожала под чужими ногами. Я чувствовал вибрацию почвы каждой клеточкой своего тела.
— Приветствуем Верховного Паладайна! — заорали стоявшие надо мой орки.
Как ни велико было желание демонстрировать полное безразличие к своей судьбе, я не мог сопротивляться простейшему любопытству и открыл глаза, с усилием поворачивая голову и рассматривая того, кто только что был назван Верховным Паладайном.
Надо мной стоял самый обычный орк. Нет, что ни говори, его одежда бросалась в глаза своей яркостью и даже какой-то крикливостью, словно ярким пестроцветьем ткани он старался компенсировать что-то мрачное, серое, грязное в своей душе. Но в остальном пришедший ничем не отличался от тех двоих, которые застыли подле меня двумя изваяниями.
— Как он? — кивнул Паладайн в мою сторону. — Очнулся?
— Да, великий!
— Сам вижу. — Паладайн подошел и наступил мне сапогом на горло. — Смотри, — обратился он ко мне, наклоняясь и опираясь на колено локтем, — смотри и запоминай. Вот где вы все у меня! Вот где ваше место, светловолосые! Ты понял, раб?
Что я мог сказать? Он даже не дал мне нормально дышать. Я боролся за каждый глоток воздуха, тщетно стараясь выползти из-под сапога орка. Зажмурив от натуги глаза, я тем не менее знал, что он внимательно наблюдает за мной.
— Хочешь жить? — внезапно пробился сквозь гул крови в ушах мягкий голос. — Тогда моли меня о милости. Проси даровать тебе твою ничтожную жизнь, раб!
Я распахнул глаза. Он знает, о чем просит? Чтобы я, потомок благородного рода…
— Будь ты проклят, — прохрипел я.
— Глупо, — спокойно констатировал Верховный Паладайн. — Сказал бы всего одно слово: «прошу» — и остался бы в живых. А так… Приковать его к столбу. Потом придумаю, что с ним сделать!
Орки тут же сорвались с места и поволокли меня в глубь лагеря. Крепко связанный, я не мог сопротивляться, да, если честно, не слишком хотел. Я знал, что меня убьют, и мечтал только об одном: чтобы все поскорее закончилось.
Двое орков подхватили меня под локти, оттащили к какому-то столбу и, содрав с меня одежду, прикрутили руки и ноги.
По-хорошему, мне надо было отрешиться от мыслей о земном и приготовиться к мучительной смерти — не было сомнений в том, что Верховный Паладайн приберегает меня для чего-то особенного, — но я вместо этого испытывал любопытство, самое неподходящее чувство для того, кто находится на волосок от смерти. Расслабив мускулы — так меньше болели связанные руки и ноги, — я вертел головой по сторонам, рассматривая лагерь орков.
Большую часть обзора закрывали палатки — самые простые, состоявшие из двух опор и натянутой поверх грубой ткани. Земля между ними, как и следовало ожидать, была замусорена, а зады использовались в качестве отхожих мест. Причем во всем, что касалось этой стороны жизни, орки явно не стеснялись друг друга.
Сейчас в лагере царили суета и суматоха. Темноволосые носились туда-сюда, слышались гортанные выкрики. Проверялось оружие, напяливались доспехи. Я заметил, что далеко не все надевают чешуйчатые панцири. У одних были кожаные доспехи, другие щеголяли в трофейных эльфийских кольчугах, но большинство, наоборот, стаскивали с себя все и оставались в штанах и сапогах. Торсы этих воинов так густо были исписаны татуировками, что я диву давался. В остальном отличить орков друг от друга было невозможно, и мне стало ясно, почему в прошлом мы все ошиблись, решив, что Верховный Паладайн погиб. Его просто перепутали с другим орком.
Вы спросите — что я делал? О чем думал? Находясь в плену у врага, ожидая казни, вместо того чтобы строить планы побега или хотя бы посылать врагам проклятья, думал об особенностях вооружения темноволосых? А что оставалось делать? Чем дальше, тем сильнее разрастался во мне банальный страх смерти. Когда я только очнулся, у меня было больше сил вытерпеть любые пытки. И если бы меня стали убивать тогда, я бы хохотал в лицо своим врагам и пошел на смерть с гордо поднятой головой. Но прошло время, я остыл — и задумался о смерти уже всерьез. Какая участь ждет меня? Что со мной сделают? И, самое главное, сколько мне еще ждать казни, на своей шкуре испытывая банальную истину о том, что самая страшная мука — это ожидание конца.