История одного философа

Павел Белов История одного философа

Сквозь густой мрак бесконечной ночи, вдали пробивался тусклый огонёк, одиноко светящей перед собой, фары. Опытные странники шли вперёд — шаркая подошвами по мелким камешкам, с двух сторон от дороги — не оглядываясь, выжидая когда свет пробежит по гладкой поверхности рельс, освещая спины впереди идущих, и оборачивались, лишь тогда, когда, ровным стуком колёс, отсчитывая такты гремящего соло двигателя — звук, догоняя лучи света, достигал их слуха, и резонировал где-то глубоко в грудной клетке, раздаваясь по всему телу. Они внимательно всматривались в проезжавшую мимо мотодрезину, и если попадалось свободное место, то первый заметивший, тут же бросал на него свой багаж и ловко, в миг, запрыгивал на медленно двигавшийся механизм. Если же, все места на дрезине были заняты, то странники, как прежде, продолжали идти вперёд, в ожидании другой возможности; и так как дрезины часто следовали на определённом — всегда одинаковом по времени- расстоянии друг за другом, каждый из них так или иначе находил себе место.

Точно так же и я оказался на одной из таких дрезин. Прямо передо мной спрыгнула тень, освободив место, и я немедля бросил, вперёд всех, на него свой небольшой рюкзак, а сам, поскользнувшись в рывке, едва не полетел лицом в гравий. Сверху кто-то подхватил меня за руку — можно сказать, что таким образом пожав друг другу руки, произошло наше неформальное знакомство, при этом мы не обронили ни единого слова, тогда я ещё не знал, что разговоры здесь не приветствовались. Я поудобнее устроился облокотившись на поручень, подпихнул под бок рюкзак и укутался в пальто, спрятав голову за поднятым воротником как черепаха в панцирь. Прислушиваясь к рокоту двигателя, стуку колёс, я смотрел на освещённые спины идущих странников и медленно засыпал под ровное укачивание дрезины. Во сне начали проявляться несвязанные образы, а дальше мысль покатилась как ком с горы в бездну, в поисках неведомо чего, впадая в пространные рассуждения. Меня пробудил легкий толчок в локоть — то был мой сосед, который помог мне забраться на дрезину.

— Куришь? — тихо спросил он.

— Бросил, — так же тихо ответил я спросонья сиплым голосом.

— Теперь то… — удивленно подытожил он, и вложил мне в руку пачку папирос. У него не оказалось зажигалки, и я порывшись на дне рюкзака, достал свою. Когда он хотел возвратить её мне, я, махнув рукой в темноте, добавил: “Забирай”,— то был подарок, необычная и наверное дорогая вещица, одной давней зазнобы, теперь уже из другой совершенно далёкой жизни, как будто и совсем не моей. Мы курили и в разгорающемся огоньке можно было разглядеть его лицо, неподвижно уставившееся куда-то в глубину мрака. С виду ему было лет пятьдесят, когда он прикуривал, то в свете зажигалки я увидел суровое, в глубоких морщинах лицо, он метнул в меня грозный взгляд, и смотрел не моргая мне в глаза, как показалось, вечность.

Я снова откинулся на поручень и глядел в темноту, переодически затягиваясь, разве что звездочки в глазах не появлялись. И ведь кто-то же додумался и реализовал весь этот механизм? И все пытаются запрыгнуть на дрезину, не понимая, даже, куда ведёт дорога. Наверное- это какая-то неотъемлемая часть нашего существования, как желание есть или пить — неувядающая надежда, без неё, наверное, и жить невозможно станет, как без еды или воды. И хоть сотни раз проверяй всё логикой, всё равно на краю бездны, единственной поддержкой будет надежда: алогичная, фантастическая, но именно она в, казалось бы, безвыходных ситуациях, подталкивает двигаться дальше — шаг за шагом.

Хорошо ехать на дрезине — можно дать отдохнуть сбитым и уставшим ногам, в тоже время становится страшно оставаться наедине со своими мыслями: я начал понимать тех, кто не выдержав спрыгивает, и некоторое время продолжает путь пешком — это отвлекает в отличие от, практически, неподвижного сидения. К тому же я совершенно не помнил, как попал сюда, и возможно не я один, что так же давит грузом неизвестности, и вместе с тем гнетущая постоянная тяжесть на душе, как будто в ожидании не объявленного приговора — только кто бы озвучил.

Впереди показался яркий свет, склонившегося, сверху над дорогой в поклоне, фонаря. Рядом с ним стоял как на посту одинокий силуэт. Мой сосед сказал мне, что мы приближаемся к заставе.

— Ещё одна, восьмая на моём счету, — грустно подытожил он.

— Что там? — растерянно спросил я.

— Ссаживать будет, а то и проедем, — он злобно сплюнул.

— А кого ссаживает? — спросил я в нетерпении, выпрямившись и машинально подтягивая рюкзак. А сосед как сидел сгорбившись, так и оставался в прежнем положении, и казалось, что событие это, вовсе и не событие для него, а так: едва заметная мелочь, как пролетевшая муха.

— Если остановит, то точно знает ради кого. Он даже не посмотрит на тебя, а только на багаж, сумки там всякие, мешки, всё, что есть в общем, оформит быстро и ссаживает.

— И что потом?