Масса самых разнообразных демонов заполонила окрестности. То тут, то там возникали стычки между отдельными личностями, а иной раз и целыми группами, перерастая в небольшие сражения. Задиристый нрав собравшихся давал о себе знать.
Сражения эти быстро начинались и быстро заканчивались. Иногда уничтожением одной из групп, а иногда братанием. В последнем случае объединенная группировка вполне могла попытаться задать взбучку кому-то третьему. Йаамы патрулировали окрестности, но ни во что не вмешивались, следя только, чтобы подданные не посягали на сам замок. В целом вокруг цитадели царило самое настоящее веселье, близкое к полной анархии.
Не все из прибывших жили в палатках. Пару видов пуутов закопались в грунт, обозначая свое присутствие только торчащими наружу конечностями. Часть крылатых тварей облюбовала окрестные скалы, устраивая там крикливые состязания, часто приводящие к изменению иерархии – кого-то сшибали на лету вниз, а кто-то тут же горделиво занимал место еще падающего сородича. Обычно ненадолго.
Пока остальные усердно готовились к турниру, Муфад’ал скучал, поскольку ему не отводилось никакой роли в намечающейся заварухе. Он изредка выглядывал из окна башни и всякий раз неодобрительно качал головой. Сама атмосфера беспорядка претила ему и вызывала стойкое отвращение. И все же он неизменно возвращался к своему наблюдательному пункту, чтобы неотрывно смотреть, как весело пестрая орда внизу проводит время.
– Грустишь? – проходя мимо, спросил Гарб.
– Немного, – не отрывая взгляда от очередной кучи малы внизу, ответил жахани. – Никак не могу понять, почему между нами такая огромная пропасть. Мы похожи, но при этом такие разные.
Гарб остановился, подошел к Муфад’алу и проследил за направлением его взгляда.
– Знаешь, – сказал гоблин, почесав затылок посохом. – Я всегда жил по привычке. По привычке ковырялся в мусорных кучах в поисках пропитания. Унижал слабых и пресмыкался перед сильными, потому что так было принято. Меня так учили с тех самых пор, как… когда я попал в ученики к шаману. Слабому так нужно себя вести, чтобы выжить, говорили они.
Гоблин перевел дух, продолжая смотреть на кишащее демонами пространство, и воспоминания захлестнули его.
– Сейчас ты сильный, только еще не научился вести себя иначе, – сказал жахани, но Гарб так погрузился в прошлое, что даже не понял смысла этих слов.
– Потом я наловчился уворачиваться от тумаков старшего брата, затрещин и посоха учителя и других учеников, – продолжил шаман после паузы, – научился разговаривать с духами и внимательно их слушать. Духи мудрее смертных. Ими не движет зов плоти, и существуют они куда дольше. У них я научился тому, что мир не ограничивается моей деревней. Оказалось, за ее пределами полно других народов, и у каждого из них есть свои традиции, боги и даже свой собственный взгляд на мир. Однако, только начав это путешествие, я окончательно убедился, что хотя все разумные существа разные, но все же очень похожи.
– Да, все-таки мы с пуутами похожи несмотря на различия и большую войну, – рассеянно добавил жахани, почесав волосатой рукой макушку возле правого рога.
– Точно, – поддержал собеседника Гарб. – Я о том же. Все разные из-за разных традиций, образования. Воспитание, наконец, играет большую роль. Если тебе с рождения внушают, что есть враг, и этот враг – мерзкий, злобный, отвратительный... Разве не будешь ты ненавидеть врага всем сердцем или чем там вы жахани ненавидите?
– У нас говорят «ненавидеть животом», – сказал Муфад’ал и добавил, – это если коротко. В моем языке для обозначения разных видов ненависти есть больше тысячи слов и выражений.
– Вот, я же говорю – традиции! –поднял вверх указательный палец гоблин. – Вас учат ненавидеть с детства. А вот если взглянуть на врага по-другому, с его точки зрения и без учета своего мировоззрения, получается совсем другая картина. Иногда выходит, что ты этому врагу вообще безразличен. В другом случае ты и сам будешь внушать страх и омерзение. Только по-настоящему разумное и образованное существо способно побороть свои предрассудки.
Муфад’ал печально улыбнулся.
– Наверное, я недостаточно разумен, мой простодушный друг, – сказал он. – К тому же, младенчество для жахани – вещь относительная. Новые жахани появляются на свет не так, как вы или даже пууты. Многие же из нас и вовсе еще помнят времена до изгнания, хотя уже и смутно. Нет, ненависть – это то, что изобрел мой народ. Мы любили Део, и все же предали его по наущению Люцифера. Мы не думали, что предаем, пока не стало поздно. Создатель отверг нашу любовь и проклял нас. Низверг в мир, в котором мы научились выживать и ненавидеть. Его, Люцифера, самих себя и всех остальных. Ненависть – это основа нашего существования. Иногда мне даже кажется, что не будь ненависти, мы бы просто исчезли. Мы нуждались в чувстве, которое помогло бы заменить нам утраченную любовь, и мы его нашли. А затем щедро поделились им со всеми остальными мирами.
– Прости, я как-то не подумал, – смутился Гарб.