История одного Карфагена

Финал

Когда приходится говорить о второй половине 17-го года, всегда возникает один и тот же вопрос – как это могло произойти? Такой контраст между первыми месяцами после февраля и концом летом и осенью создаёт впечатление, будто между этими периодами пролегают века. Тем не менее, это один и тот же год и одни и те же люди.

Весной, после свержения монархии, улицы Москвы и Петрограда были заполнены ликующими людьми, которые верили в начало новой жизни. Интересно, что с особым подъёмом прошло празднование пасхи, потому что в этих условиях пасхальная радость пересекалась с ощущением того, что Россия воскресла и ступила на совершенно новый путь. Верили в это не только благодушные интеллигенты, гулявшие с красными бантами по Невскому проспекту, но и крестьяне, и солдаты на фронте. Это ощущение было характерно для многих.

Однако, всеобщее счастье вскоре было испорчено. С одной стороны, было ощущение, что испортили его большевики, которые приехали в пломбированном вагоне из Швейцарии, получили немецкие деньги и начали свою разлагающую пропаганду, которая совершила удивительную вещь. В начале 17-го года большевистская партия была маргинальной, малочисленной и неизвестной. Особого влияния, что бы не пытались показать советские историки, она не имела. Но уже в октябре партия большевиков стала одной из самых влиятельных – очень хорошо сыграла, в первую очередь, антивоенная пропаганда.

Переломным моментов 17-го года стало начало июля. Пасхальное настроение к этому моменту уже поблёкло. В армии всё было очень неспокойно: солдаты не хотели воевать и не слушались офицеров. «Декларация прав солдата», данная им военным министром Керенским в мае 17-го года, предоставила огромные права военным, в частности, право на создание политических организаций в армии, что до этого было исключено. Так, в армии началась агитация всех существовавших политических партий, солдатские комитет стали обсуждать самые разные вопросы, в том числе необходимость наступления, и власть их росла с каждым днём.

Между тем, Россия всё ещё вела тяжёлую войну, и большая часть её территорий была занята австрийскими и немецкими войсками. В этих условиях многие командиры считали, что успешное наступление поправит ситуацию, поэтому с мая начинали к нему готовиться. Военный министр Александр Фёдорович Керенский пользовался в это время невероятной популярностью. До 17-го года он был довольно успешным адвокатом левых взглядов, который на судах, по воспоминаниям современников, работал только с политическими арестантами, защищая не столько людей, сколько их идеи. Позже, те, кто видели его в 17-м году, говорили, что Керенский – лучший оратор из всех, кого они когда-либо слышали. Интересно, что до 17-го года он высказывался по самым разным поводам, в том числе выступал против нарушения юстиции в Деле Бейлиса, за что был осуждён на восемь месяцев за слишком резкие высказывания, однако так и не отбыл наказание, потому что был депутатом Государственной думы и имел неприкосновенность.

В Думе Керенский вёл себя подчёркнуто лево и баллотировался от фракции трудовиков, которая была ближе всего к эсерам (к ним он примкнул только перед самой революцией). Далее Керенский стал единственным левым во Временном правительстве, занял пост министра юстиции, а после апреля – пост военного министра.

Конечно, Керенский, как и большинство министров, был уверен в том, что наступление приведёт армию в порядок. На это возлагались примерно такие же надежды, как и на русско-японскую войну, когда министр внутренних дел Вячеслав Плеве сказал: «Чтобы остановить революцию нам нужна маленькая победоносная война». Точно так же и в 17-м году, только с одним отличием: хотели остановить не саму революцию, а её радикализацию.

Так, наступление было назначено на середину июня. Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт, хорошо проявивший себя в 16-м году во время Брусиловского прорыва. Алексей Брусилов уже не был его командующим – в мае его сделали Верховным главнокомандующим армии.

У России было явное преимущество как в людях, так и в артиллерии. При этом и немцы, и австрийцы понимали, где будет происходить наступление – там, где произносил свои речи Керенский.

В первый день русская армия наступала довольно успешно. Это привело к невероятному ликованию – 19-го июня все жители Петрограда выбегали на улицы под восторженные крики, чуть ли не рыдая от радости. Складывалось полное ощущение грядущего успеха.

Ещё в марте Виктор Чернов, лидер партии эсеров, сказал пророческие слова: «Или революционное движение съест войну, или война съест революцию». Так, после первого дня казалось, что война будет выиграна, а далее, как сказал Керенский, «российская революция потрясёт мир своим великодушием».