История одного Карфагена

Керенский оказался в очень сложном положении: эсер не мог просто так избавиться от Совета, где сидели его люди. (Здесь же встаёт вопрос о том, почему Временное правительство не стало активно преследовать Ленина. Ответ просто – социалисты не могли бить по своим, хоть и немного отличающимся).

Далее Керенский сделал то, что всегда делает власть, загнанная в тупик: он обратился к обществу. 12-го августа в Москве собралось Государственное совещание всех представителей общества, на котором говорилось о необходимости «смыкания» всех слоёв перед готовящейся угрозой. Понятно, что таким образом Керенский хотел получить кредит доверия общества, однако его план сорвал Корнилов, которого начали встречать бурными овациями ещё на вокзале. На самом же мероприятии Корнилов начал свою речь со следующих слов:

С глубокой скорбью я вынужден заявить, что у меня нет уверенности, что русская армия без колебаний исполнит свой долг перед Родиной.

Далее, эти же мысли выразил и генерал Каледин, собрав кучу оваций с обеих сторон.

Таким образом, единственное, чего добился Керенский, – стало хорошо видно, как разошлись пути тех, кто, вроде бы, поддерживал революцию.

К началу 20-х чисел августа обстановка была накалена практически до предела. 21-го августа немцы взяли Ригу, а от неё до Петрограда было не так уж и далеко. В этой ситуации появился ещё один интересный человек – Владимир Львов. Он пришёл к выводу о необходимости спасения Керенского, которого хотели свергнуть, поехал в ставку к Корнилову, выдав себя за представителя главы Временного правительства, и начал проводить с ним переговоры в духе: возьмите власть и спасите Александра Фёдоровича. Корнилов, который в это поверил, попросил привести к нему Савинкова и Керенского, чтобы он смог обеспечить их безопасность. Однако, Львов заподозрил его в лукавстве и стремглав отправился в Петроград, наведя там страшный шорох на Керенского, заявив, что Корнилов отправил ему невероятный ультиматум.

Тем временив Корнилов отправил к Петрограду войска во главе с очень жёстким генералом Александром Крымовым, дав ему в придачу ужасающую кавказскую дивизию, никак не связанную с Петроградским гарнизоном. Керенский, не понимавший, что происходит, начал телеграфировать Корнилову с вопросом о том, подтверждает ли он слова Львова. Тот, не удостоверившись, какие именно слова, подтвердил. Получилось так, что ни один из них не знал сути беседы, потому что Львов в разных местах говорил разные вещи. В итоге, Керенский, закончив разговор с Корниловым на довольно мягких нотах, пришёл к выводу о том, что тот хочет его арестовать, и тут же снял его с поста главнокомандующего.

После этого на Керенского началось огромное давление: генералы, военные, кадеты, самые разные политики – все говорили о том, что с Корниловым необходимо договорится. Однако, глава правительства никого не слушал. Произошло это из-за Львова или из-за того, что Керенский уже видел конкурента в главнокомандующем, – не ясно. Во всяком случаи, он отказался идти на переговоры, а Крымов всё ближе подходил к Петрограду.

Далее, Керенский обратился к исполкому Совета, который немедленно создал революционные комитеты, созывавшие рабочих и добровольцев на защиту Петрограда. Кроме того, в войска Крымова были отправлены агитаторы и целая мусульманская делегация, во главе с внуком Имама Шамиля.

Предполагалось, что войска Крымова на подходе будут поддержаны восставшими офицерами, для чего Путилов и другие должны были дать очень много денег. Однако, никакого восстания не произошло и войска остановились. Крымов пришёл к Керенскому, и они о чём-то очень долго разговаривали. После этого Александр Крымов вышел и застрелился.

Узнав о результатах военного похода, Корнилов, не призывая больше никаких войск, сдался и был помещён под арест вместе со своим окружением. В тюрьме он пробыл до ноября, после чего бежал с приходом к власти большевиков.

Позиция Керенского при этом совершенно не улучшилась. Он не пошёл на союз с Корниловым против левых (и дело не только в его «чистоте», но и в том, что ему, как социалисту, было трудно сговориться с генералом). При этом борьба с главнокомандующим радикализировало все левые силы, в результате чего всё больше людей в Советах начинали склоняться к большевикам. Так, Керенский оказался между двух стульев: для левых он был слишком мягок (и замазан непонятными переговорами с Корниловым), а для правых он был слишком левый. Конечно, Керенский ещё пытался трепыхаться: 1-го сентября он объявил Россию республикой (до этого строй не был определён). Ещё одной его странной попыткой обращения к обществу было сентябрьское Демократическое совещание, где собрались только левые, которые долго решали, как быть: поддержать Временное правительство или нет. А если поддержать – могут в нём остаться кадеты? А если не поддержать – кто будет править?