История одного крестьянина. Том 1

Он пожал ему руку и, похлопав меня по плечу, добавил:

— Мишель, твой отец поручил мне подыскать место для твоей сестренки, Лизбеты. Так вот, ее ждут в пивной «Зеленое дерево» у Туссена, в Васселоне. Будут у нее там и стол, и кров, пара башмаков и два шестиливровых экю в год. А станет прилежно работать, там будет видно. Для начала нельзя и желать лучшего.

Нетрудно вообразить, как обрадовались мои родители, когда узнали добрые вести. Лизбета не скрывала удовольствия; ей хотелось отправиться сейчас же, но нужно было кое-что собрать в деревне, так как у нее не было ничего, кроме обтрепанной будничной одежонки. Шовель подарил ей сабо, Николь — юбку, тетушка Катрина — две почти новенькие сорочки, девица Летюмье — казакин, а наши родители — добрые советы и благословение.

И вот, обняв нас всех второпях по очереди, она пошла по савернской тропинке, что поднимается в гору, пересекая сады, пошла, быстро переступая стройными ногами, неся узелок под мышкой, гордая и довольная. Мы смотрели ей вслед, стоя в дверях, но она даже не обернулась; вот она поднялась на верхушку холма и исчезла — упорхнула навсегда.

Старики плакали.

Да, такова извечная история бедняков; они выращивают детей, а дети, оперившись, друг за дружкою отправляются на поиски пропитания. А бедные старики остаются в одиночестве и думают свою думу.

Зато, пожалуй, с той поры мы и начали погашать свой долг. На исходе каждого месяца, когда я получал пять фунтов, мы вместе с отцом отправлялись к Робену в Миттельброн. Входили в крысиное гнездо, набитое золотом и деньгами, заставали старого негодяя и его огромную овчарку в низенькой каморке с маленькими оконцами, забранными прочной решеткой. Ростовщик в засаленном картузе из выдры сидел, опершись локтями о книги записей, собираясь приводить в порядок счета.

— Эге, да вы опять пришли! — говорил он тотчас же. — Боже ты мой, да кто вас торопит? Ведь я — то не прошу у вас ни гроша, напротив, может, вам еще надо? Еще десять, пятнадцать ливров? Только скажите.

— Нет, нет, господин Робен, — говорил я. — Вот проценты. А вот четыре ливра десять су в погашение долга. Отметьте четыре ливра десять су погашения на оборотной стороне векселя, отметьте же.

Тогда, видя, что я сообразителен и что грабежом он довел нас до крайности, Робен записывал, гнусавя:

— Хе-хе-хе, вот и оказывай людям услугу, вот и оказывай людям услугу.

А я, наклонившись над его креслом, из-за его плеча смотрел, как он выводит: «Проценты — столько-то. В погашение долга — столько-то».

О да, я прозрел; я увидел, что значит попасть эдакой лисе в лапы!

Когда мы уходили, отец, который так и стоял у двери, ни во что не вникая, ибо он не знал грамоты, говорил мне:

— Мишель, ты спасаешь нас! Ты — опора семьи.

А когда мы возвращались к себе в лачугу, он восклицал, обращаясь к моим братьям и сестрам:

— Вот наш хозяин… он вызволяет нас из нужды. Он кое-чему научился, мы же — невежды. Нужно всегда его слушать. Кабы не он, господь бог от нас отвернулся бы.

К несчастью, так оно и было бы. Что могут сделать неграмотные бедняки! Что могут они сделать, раз попали в пасть какого-нибудь Робена? Он их, безропотных, живьем пожирает.

Еще больше года надо было выплачивать эти девять экю, чтобы получить обратно вексель. Под конец господни Робен стал поговаривать, что из-за нас ему приходится слишком много писать и что он не желает получать долг такими маленькими частями. Я ему ответил, что согласен с ним и мы будем сдавать деньги господину прево; тут он приутих.

В конце концов, когда я принес домой долговую расписку, мать прямо ожила от радости. Ей бы так хотелось прочесть ее; она кричала:

— Кончено! Впрямь кончено… Ты уверен, Мишель, что кончено?

— Да, уверен.

— Мы избавились от барщины на Робена?

— Да, матушка.

— Ну-ка, прочти.

Все обступили меня, наклонились, слушали, открыв рот, и, когда под конец я прочел: «Выплачено», — все пустились в пляс. Можно было подумать, что ликуют дикари.

Мать кричала:

— Коза не будет нас больше объедать. Ах, беда миновала! Сколько раз из-за козы нам пришлось барщину отбывать!

Некоторое время спустя Робен как-то остановился подле нашей хижины, осведомляясь, не нужны ли нам деньги. Мать схватила вилы и кинулась на него как безумная, крича:

— А, снова пришел гнать нас на барщину! Ну, подожди же!

И она бы прикончила его, если б он не бросился бежать, и бежал он до конца деревни, несмотря на свое жирное брюхо. Ужасно! Но нельзя удивляться тому, что порядочные люди, доведенные до отчаяния, доходят до такой крайности. Ростовщики всегда кончают плохо, им бы следовало помнить, что народ иногда бывает покладист, но что восстает он быстро, и тогда наступает его очередь сводить счеты. Видел я это пять-шесть раз в жизни. В краю не хватало жандармов для охраны этих хищников. Пусть подумают… я даю добрый совет. Пишу я эту книгу прежде всего для крестьян, но она и другим может пригодиться. Земледелец, возчик, мельник, хлебопек — тот, кто растит хлеб и кто его потребляет, все они пользуются добрым зерном, и сеятель радуется тому, что это всем выгодно.