История одного крестьянина. Том 2

Так или иначе, пока Меттерних развлекал своими витиеватыми речами наших представителей, русские вступили в Богемию, а Франц II поспешно выставил корпус в шесть тысяч человек и занял Граубюнден, — всем сразу стало ясно, что это значит.

Наша Директория подняла страшный крик, стала требовать объяснений, а под конец заявила, что если русские продвинутся дальше в глубь германских земель, Франция будет рассматривать это как объявление войны. Франц II не потрудился даже ответить на это. Мелкие немецкие князьки, которые дотоле соглашались на предложенные нами условия мира, один за другим стали покидать Раштадтский конгресс. Скоро там остались одни наши представители и Меттерних, а вокруг — австрийские войска.

Теперь уже никто не сомневался, что у нас снова будет война, куда более страшная, чем раньше, и что все завоевания революции снова окажутся под угрозой. Начался принудительный набор в армию, но шел он не так успешно, как прежде. В июне 1791 года под ружье было поставлено сто пятьдесят тысяч человек; в сентябре 1792 года — сто тысяч; в феврале 1793 года — триста тысяч, потом в апреле еще тридцать тысяч, а при поголовном ополчении в августе — миллион пятьдесят тысяч человек. После этого новых наборов в армию не объявляли. С помощью этой массы солдат была завоевана Голландия, левый берег Рейна, Швейцария, Италия, были отброшены за пределы Франции испанцы и были снаряжены две экспедиции — в Ирландию и в Египет.

Теперь, 3 вандемьера VII года, начался новый набор в армию и уже стали обучать рекрутов, число которых предполагалось довести до ста девяноста тысяч. А пока в поход двинули старые войска. Они шли через наш город, — это были по преимуществу пехотинцы, — и направлялись они в Швейцарию, где на Рейне, от самых гор до Констанцского озера, стояли наши войска под командованием Массена[210]; кавалерия же двигалась через Эльзас, в обратном направлении, спеша на подкрепление Рейнской армии, находившейся под командованием Журдана; проходили через наш город и части, направлявшиеся дальше, на соединение с армией, стоявшей между Майнцем и Дюссельдорфом, — командовал ею Бернадотт.

Все эти испытанные в боях войска не насчитывали и ста тысяч человек, набор же рекрутов еще не кончился, и молодые солдаты присоединились к старым лишь много позже, да и то первые пополнения были направлены прежде всего в Италию, где нашими солдатами командовал Шерер[211]. Хоть это и было давно, но я хорошо все помню, ибо Мареско в одном из своих писем горько на это сетовал. Получалось, что девяносто тысяч солдат должны были защищать Швейцарию, Эльзас и весь левый берег Рейна вплоть до Голландии.

А в Баварии под командованием эрцгерцога Карла находилось свыше семидесяти тысяч немецких солдат; в Форарльберге под командованием швейцарца генерала Готце стояла двадцатипятитысячная немецкая армия; в Тироле было сорок пять тысяч человек во главе с Бельгардом и в Италии — шестьдесят тысяч человек во главе с Креем[212]. В Голландии со дня на день ожидалась высадка сорока тысяч англичан и русских, а у нас там было десять тысяч человек под командованием Брюна, и в Неаполе, где теперь вместо Шампионне был Макдональд[213], ожидалась высадка двадцати тысяч англичан и сицилийцев.

Это множество войск, собранных нашими врагами, говорило о том, что они давно уже готовились напасть на нас и что Раштадтский конгресс был задуман лишь для отвода глаз. Уже в начале кампании они выставили против наших ста тысяч триста тысяч человек, а им на помощь еще должен был прийти Суворов. Как бы нам сейчас пригодилась армия, которую Бонапарт увез в Египет!

Так или иначе, но мы справились, — справились и без этого великого человека, который потом на нас же и обрушился.

— Что вы сделали с моими товарищами по оружию? — кричал он. — Что вы сделали с миром, который я вам оставил? — И так далее и тому подобное.

Его мир!.. И он смел называть «миром» эту комедию в Раштадте! Что же до его товарищей по оружию, то он бросил их в Египте. Какая у человека должна быть дерзость и какими идиотами и трусами должен он считать всех остальных, чтобы упрекать за тс беды, в которых сам повинен? И, видно, он был прав, ибо он своего добился! А это главное для мошенников и глупцов. Приходится все же признать, что многим людям напористость помогла стать гениями.

Но продолжим наш рассказ.