История одного лагеря (Вятлаг)

"…Их полк участвовал в бомбардировках Берлина. Командовал этим соединением полковник Преображенский. Базировались на острове в Балтийском море. Самолеты "тихоходные" да еще с максимальной нагрузкой бомб и горючего, а путь до Берлина неблизкий, так что вылетали задолго до ночи. Шли постоянно над морем, на меридиане Берлина – круто на юг, прямая бомбардировка "логова" (без разворота и захода на город), а "порожняком" – разворот на север, до моря и затем – на восток, домой… Нагрузка была солидной, и летному составу выдавали ("для подъема и удержания тонуса") по 300 граммов коньяку… Прошла пара-другая вылетов, и кто-то из экипажа предложил "новшество": "употреблять" пайковой коньяк не всем сразу, а в очередь – в нынешний полет пьют "всю долю" двое из экипажа, в следующий – другие и т.д. Сказано – сделано… В очередном полете, "приняв свою меру", стрелок-радист решил "отдохнуть" и залез "покемарить" в бомбоотсек, другие члены экипажа про него "забыли" и при бомбежке столицы "рейха" сбросили вместе с "боекомплектом"… Спохватились уже где-то при подлете к родным берегам… "На счастье", неизвестно откуда взявшийся "мессер" поджег их самолет. Дело происходило над морем, сесть удалось с большим трудом – на какое-то прибрежное болото. При этом потеряли еще одного своего товарища, остались втроем… Попали сначала к польским партизанам, потом – к белорусским. При переходе через линию фронта погиб еще один военлет… Оставшиеся в живых (герой этой истории и его напарник) договорились: на предстоящем и неизбежном после возвращения к своим расследовании неуклонно "гнуть" версию, что при аварийной посадке "бомбовоза" погибли двое сослуживцев, в том числе и стрелок… Так и поступили. Альтернативы, как говорится, не было: иначе – трибунал, СМЕРШ, лагерь и прочие "удовольствия"… Но "легенда" сработала. А дальше – вновь полеты, затем – конец войны, "дембель".

И опять полеты – на Востоке, командиром гражданского корабля, вывозившего золото на материк с приисков Магадана и Якутии. И вот здесь-то бывший боевой пилот незаметно для себя попал в тенета мафии. Предложили ему перевозить "левый груз" по цене 1.000 рублей за килограмм (совсем "не слабо" по тем временам). Согласился – возил. Вскоре – надоело. Решили они экипажем взять очередной груз "для себя" – не пойдут же "браконьеры"-добытчики в милицию… И взяли пилоты "без расчета" с мафией очередную "левую" партию золота… Но "браконьеры", когда "припухли" сами, заодно "заложили" из мести и "обидевших" их "летунов". Ну и "впаял" суд последним по "четвертной" каждому… Командир, Петр Иванович, о своем золотишке молчал, как могила. А спрятал он его (закопал) где-то в Подмосковье. Ясно, что ЧК "пасла" Петра под колпаком, выжидала, логично предполагая, что рано или поздно придет он за своим "кладом". С "понтом" (нарочно, намеренно) "амнистировали" бывшего летчика – "пересмотрели" дело, "сократили" срок наполовину – до 12,5 лет. Короче говоря, через 6 годков ("амнистия" плюс "зачеты") Петр "освободился" – и прямиком к припрятанному золотишку… Тут его и "сцапали", и оказался он с 17-ю годами нового срока в "любимой" вятлаговской "пятерке" – 5-м лагпункте… Вот так-то бывает…"

***

Завершая наше краткое обозрение лагерных судеб, с сожалением отметим, что, пожалуй, самая большая сложность при изучении истории советских лагерей – ее конкретики на первичном горизонте, личностном уровне – проистекает из крайней скудости воспоминаний рядовых заключенных: не представителей партийной, хозяйственной и военной номенклатуры, известных артистов, писателей, ученых 1930-х – 1950-х годов, а именно – рядовых "гулаговцев". Их мемуары – письменные и устные – для воссоздания объективной картины лагерной жизни представляли бы чрезвычайную ценность. Но в основной своей массе бывшие лагерники (даже если они угодили в "зону" по случайному или фиктивному поводу) молчат, словно "прокаженные".

И тому есть достаточно убедительные причины. Эти люди по-прежнему носят в себе инфицированный им в ГУЛАГе страх перед властями, перед общественным мнением. Ведь в государственных и других официальных структурах до сих пор бытует однозначное и одиозное мнение: если человек когда-то "сидел", значит – не без вины, значит – "не без греха" он и сейчас. При этом мало кого интересуют детали: за что "сидел" имярек, как освободился, что представляет из себя сегодня – как индивидуальность, как личность. Клеймо "лагерника", "зэка" – довлеет над таким человеком (если он не бывший политзаключенный, ныне официально реабилитированный) как вечное проклятие, как тяжелая нравственная ноша до конца его дней…

Сотни тысяч замордованных, походя разбитых человеческих судеб.

И серая "четвертушка" плотного полукартона – архивная учетная карточка заключенного, хранящаяся в спецотделе любого лагеря, – реальное подтверждение этого вечного проклятия, а нередко и единственное (в связи с массовым уничтожением личных дел) напоминание о чьей-то несостоявшейся жизни, изуродованной судьбе…

е/ Немцы в Вятлаге