История одного лета

– Куда уж нам? Мы то, в отличие от вас, городских, деревня необразованная. Мы педали к кроватям никогда бы не додумались привинтить. Мы всё по старинке, пешком.

За это новаторское изобретение нас наказали тем, что нам пришлось красить сарай. Но и это не прошло без последствий. Как сказала бабка: «Заставь дураков богу молиться», когда застала нас в процессе за этим занятием.

– Мы зелёные человечки, – похвастался Вовка, продемонстрировав бабке свои закрашенные по локоть руки зелёной краской.

У меня же, в противоположность ему, были покрашены обе ноги.

– Чтоб вас черти забрали подальше отсюда, – махнула на нас рукой бабка и пошла топить баню, прихватив по пути керосину и растительного масла.

Глава 16. Артисты погорелого театра

Однажды дед собрался в райцентр за покупками, и мы с Вовкой напросились с ним. Мы залезли в свой «истребитель» и отправились в путь.

– Дед! Можно мы картошкой покидаемся? – на дне «истребителя» валялось несколько картофелин.

– Хреначьте! – одобрил дед и поддал газу.

Я сидел как пилот, а Вовка как стрелок, за мной. Я ему подавал картофелины, а он сбрасывал бомбы на вражеские колонны танков.

– Ещё бомб! – орал Вовка, пытаясь перекричать треск мотоцикла. – Ещё!

Со временем картошка закончилась, и я пошарил по дну. В руки мне попалась бутылка с мутной жидкостью, запечатанная бумагой.

– Осталась только зажигательная смесь! – крикнул я Вовке и передал ему снаряд.

Вовка размахнулся. Дед успел только крикнуть: «Твою-ю-ю-ю-ю-ю ма-а-а-а-а-ать!!! Стоять!», но зажигалка уже полетела на склад фашистских боеприпасов. Дед остановил мотоцикл.

– Вы сами хуже фашистов, – с грустью в голосе сказал он, оглянувшись и наблюдая, как из-под осколков бутылки растекается жидкость. Затем махнул рукой и со словами: «Шоб вас мессершмит сбил, а вы без парашюта оказались», завёл мотоцикл.

Скоро мы приехали. Дед остановил мотоцикл, мы вылезли и пошли в магазин, местный гипермаркет, как сейчас сказали бы. Там было всё. На одной полке стояли и хлеб, и галоши. Среди консервов можно было выбрать игрушку или пуговицы, и только в винно-водочном отделе был идеальный порядок. Именно туда дед первым делом и отправился. Я же увидел вещь, которую обязательно захотел заиметь себе. На стене, между картин и светильников, висела балалайка. Она так и манила к себе.

Когда дед подошел, я уже стоял с балалайкой. Добрая тётя продавщица дала мне её подержать.

– Дед. Купи балалайку, – попросил я его.

– И мне тоже что-нибудь купи, – заныл Вовка.

Дед покрутил в руках инструмент и изрёк:

– Балалайкой разве что тебя по башке лупить иногда можно, для профилактики мозгов, и польза, и звук хоть какой-то будет. На что тебе балалайка? У тебя уже есть башка как барабан. Пустая и с перепонками в ушах. Домой приедем, я сыграю на нём, в отместку за бутылку с зажигательной смесью.

– А мне? – встрял Вовка. – Мне что-нибудь купим?

– Обязательно. Вон ту дудку, чтобы оркестр получился. Барабан с дудкой. Артисты погорелого театра.

– Я на дудке не хочу и не умею, – обиделся Вовка.

– А тебе и не надо уметь. Я тебе в задницу её вставлю, и будешь свистеть, как соловей.

– Что же вы так с детьми-то разговариваете? – встряла продавщица.

– А это не дети. Это фашистские захватчики. Вам повезло ещё, что все боеприпасы они по дороге сбросили. Иначе от вашего сельпо только балалайка да дудка бы остались, – дед развернулся и пошел к выходу.

– Пойдёмте, оккупанты, яйко, млеко по селу собирать.

Мы, огорчённые, поплелись к выходу. Дед-то себе много чего накупил и, довольный собой, привязывал всё это к багажнику люльки.

– Стойте тут и никуда не уходите. Я сейчас до деда Митьки съезжу и заберу вас. Пойдите вон на детскую площадку поиграйте, – дед газанул и уехал.

Мы присели на ступеньки и заскучали. На площадке делать особо нечего было, а идти больше некуда. Тут на крыльцо вышла продавщица.

– Ну что приуныли? Оставил вас дед без подарков? Нате вам по мороженому, – тётенька протянула нам по эскимо. – А зачем тебе балалайка-то?

И тут не знаю, что на меня нашло:

– Да я в городе в музыкальную школу хожу. На балалайке играю. Хотел летом порепетировать, – вздохнул я.

– Бедненький, – погладила меня по голове продавщица и удалилась.

– Ты чё про школу-то наврал? – спросил Вовка, разворачивая мороженое. – Ты же не ходишь ни в какую школу.

– Да не знаю, чё-то в голову вошло. Сам не знаю, откуда.

В этот момент в дверях показалась продавщица с балалайкой в руке.

– Держи, – протянула она мне инструмент.

– Зачем? – пятился я.

– Ну, считай, подарок от меня.

Вовка прыснул от смеха. Я показал ему кулак и, не веря происходящему, взял балалайку. «Бывают же добрые люди на свете», – подумал я. Инструмент приятно лёг в руку.

– Сыграй что-нибудь, – попросила продавщица.

Ну нет! Такого подвоха от неё я не ожидал. Подарила и подарила, с чего играть-то просить. Я уже мысленно вернул свои слова про «добрую» обратно.

– Давай, – подначивал Вовка. – Сыграй мою любимую. Как тебя в музыкальной школе научили. И спой бабкины частушки.