История одного немца. Частный человек против тысячелетнего рейха

Меня могут спросить: неужели народный вождь может быть таким? Представьте себе, да! Масса — причем я говорю не о пролетариате, но о том анонимном коллективном существе, в которое все мы, бедные и богатые, в определенный, очень важный момент сливаемся, — эта масса наиболее сильно реагирует на то, что меньше всего на нее похоже. Заурядность в паре с добросовестный отношением к делу могут принести политику популярность; но последняя любовь и последняя ненависть, обожествление и демонизация достаются только незаурядной личности; тому, кто недостижим для массы, а выше он или ниже среднего уровня — не так важно. Уж что-что, а этот вывод я уверенно делаю из своего немецкого опыта. Ратенау и Гитлер как раз и были аномальными явлениями, которые до крайности возбудили фантазию немецкой народной массы: один — своей необъятной культурой, другой — своей необъятной пошлостью. Оба, и это главное, происходят из недоступных средней массе областей, из каких-то потусторонних миров. Один — из той сферы высшей духовности, где симпосион, пир культур трех тысячелетий и двух частей света творится; другой — из джунглей, из грязи и тьмы бульварной философии и бульварного чтива; из подземного, подпочвенного мира, где в мутном вареве роятся бесы мещанских чуланов, ночлежек, казарменных сортиров и застенков. Благодаря своей „потусторонности“, оба, и Ратенау, и Гитлер, обладали настоящей магической, волшебной силой, безразличной к тому, какую политику каждый из них вел».

Он хорошо писал. И научился так же хорошо писать по-английски, как и по-немецки. Он не окончил воспоминания. Вместо воспоминаний он написал по-английски книгу «Германия: Джекил и Хайд». Стал колумнистом солидной газеты. Тогда-то он и выдумал себе псевдоним Себастьян Хафнер, чтобы не ставить под удар родителей и брата, оставшихся в Германии. Он жил в Англии до своего переезда в Западную Германию в 1954 году. В Германии он написал немало книг. В числе прочих — «Пруссия без легенд», «В тени истории», «Уинстон Черчилль». Написал сценарий телефильма «Генералы. Битва на Марне» и снялся в телевизионной комедии с таким длинным названием, что лучше привести его по-немецки, прежде чем перевести на русский: «Annoncentheater. Ein Abendprogramm des deutschen Femsehen im Jahre 1776» («Аннонсентеатр. Вечерняя программа для немецкого телевидения 1776 года»). Умер Хафнер в 1999 году. Он часто говорил своему сыну Оливеру, что в Англии написал роман. Разбирая архив, сын обнаружил «Историю одного немца» и опубликовал. Так это и есть тот «роман», о котором ему говорил его отец. Это — роман поневоле. Хафнер писал таким образом, чтобы не навредить тем людям, что остались в Германии. Значит, он писал не прямо о себе и своих знакомых, а шифруя их, то есть типизируя. Результат — фантастический. Он написал реалистический роман. Он написал не о себе, но о типичном молодом интеллигенте эпохи наступающего тоталитаризма. Реализм, рождающийся из духа конспирации, — одно из любопытнейших порождений эпохи. Точное и правдивое изображение страны, времени, социального слоя соединяется в «Истории одного немца» с преобразованным личным прошлым. Хафнер хотел продолжить свою книгу. В архиве сохранился план продолжения воспоминаний. Он хотел описать Берлин в «Ночь длинных ножей» и Париж во время фашистского путча 9 октября 1934 года, но не стал. По-видимому, решил, что все самое главное он сказал последними тремя, гёльдерлиновскими словами: зябко, стыдно, освобожденно.