История одного падения

Странное чувство охватило его – в голове не осталось ни одной мысли, он будто лишился тела, перестав воспринимать мир. Охваченный тяжелым дурманом, он не мог поднять закрывающиеся веки.

Несколько долгих мгновений он ничего не осознавал, но постепенно голова начала проясняться, и на него нахлынуло чувство непоправимой вины.

«Что я наделал?! Что она со мной сотворила?!..» – мысленно простонал он, приходя в себя.

Неуклюже поднявшись, Дордже на дрожащих ногах побежал к озеру и погрузился в холодную воду, пытаясь остудить тело, опаляемое вспышками памяти о недавней близости. Он лег на мелководье так, чтобы тело омывали быстрые струи бегущего из озера ручья, и, закрыв глаза, откинулся головой на песчаный берег. Он лежал недвижимо, пока не почувствовал, что тело его совсем заледенело. Тогда он поднялся и, повернувшись спиной к сидящей на берегу Чхойдзом, принялся ладонями стряхивать с себя капельки воды.

Неожиданно он почувствовал, как жаркое тело Чхойдзом прижалось к нему сзади и маленькие горячие руки обняли его, пытаясь согреть. Порхнув по его груди, они двинулись вниз, устремляясь к его уже успокоившейся плоти.

– Нет! – крикнул Дордже, отрывая от себя эти ласкающие руки и поворачиваясь лицом к их владелице.

Чхойдзом, отступив на шаг, испуганно посмотрела на него.

– Нет! – еще раз повторил Дордже. – Оставь меня в покое! – и он с силой толкнул ее в грудь.

Не удержавшись на ногах, Чхойдзом упала навзничь.

Ему вдруг захотелось бить и даже топтать ее ногами за то, что она ввела его в искушение, за то, что заставила совершить великий грех. Но, глядя на покорно лежащую перед ним Чхойдзом, он почувствовал, как однажды уже взведенная пружина страсти вновь начинает раскручиваться где-то внутри него.

Увидев, как его плоть дрогнула, наполняясь новой силой, Чхойдзом широко развела ноги и чуть приподняла бедра в приглашающем движении.

Он бросился на нее, рывком ворвался в уже знакомую глубину и, страдая от собственной слабости, не дающей ему совладать с охватившим его вожделением, впился зубами в ее призывно торчащий сосок.

Чхойдзом дернулась и, сладострастно вскрикнув, всем телом устремилась к нему навстречу. Он, уже не сдерживаясь, начал кусать ее грудь и шею, оставляя на них глубокие следы с проступающей кровавой росой. Обуреваемый новой страстью – страстью всех насильников мира, с наслаждением терзающих свои жертвы, – он погружался в темный омут упоения чужой болью. Но его жертва разделяла это наслаждение с ним, и на краю его опьяненного страстью сознания вдруг вспыхнула смятенная мысль, что от той демонической бездны, в которую неудержимо увлекала его Чхойдзом, его уже не уберегут никакие молитвы и посты. Он будет падать в нее, одолеваемый все новыми пороками…

Дордже ужаснулся этой мысли и, пытаясь остановить наваждение, с силой сжал горло той, в которой он видел воплощение своего искушения.

Чхойдзом забилась под его руками в попытке вырваться, лицо ее налилось темной кровью, но ее судорожные движения только сильнее распалили его. Он еще крепче сжал ее горло, продолжая вторгаться в глубины ее тела, и в тот момент, когда она, наконец, обмякла под ним, он содрогнулся в оглушающем экстазе, изливая жизненную влагу в уже мертвое тело.

Отодвинувшись от девушки, Дордже полежал несколько минут, усмиряя сбившееся дыхание, потом окинул неподвижное тело Чхойдзом долгим прощальным взглядом и поднялся.

Даже не взглянув на свое дхоти, мокрой оранжевой тряпкой валявшееся на берегу, он пошел к водопаду.

Цепляясь за скалистые выступы, он карабкался вверх, не обращая внимания, что солнце нещадно опаляет ему спину, что растущие на скалах кусты царапают его тело, а с ободранных коленей стекают струйки крови, расцветая камелиями на каменистой почве под ногами.

Солнце уже клонилось к закату, когда он оказался на вершине скалы, с которой срывался водопад.

Выпрямившись во весь рост, Дордже взглянул вниз. Там уже залегли тени, но он все же смог разглядеть белевшее на изумрудной траве совсем крошечное с такой высоты тело Чхойдзом.

– О, великий Будда, я утерял свой Путь! Я дважды согрешил за один день и не хочу более множить свои прегрешения. Пусть третий грех прервет цепь моих злодеяний! – произнес он, делая шаг вперед.

Когда он летел вниз вместе с шипящими потоками воды, то не ощущал ни страха, ни боли. И даже чувство вины покинуло его – он искупил ее, принося в жертву свое грешное тело. Душа не умирает, и он еще вернется на эту землю в другом обличии…

Он представлял себя бессмертной капелькой жизни, которая вечно будет срываться вниз – водой в водопаде, росой с травинки, семенем в лоно женщины…

* * *

Проснувшись, как от толчка, Рита долго лежала с закрытыми глазами, ошеломленно вслушиваясь в шелест крон шин-нага, и только через какое-то время поняла, что это всего лишь приглушенный окном шум машин, несущихся по проспекту мимо ее дома. Открыв глаза, она повела затуманенным взглядом вокруг. Комната была окрашена в апельсиновые тона от солнца. Его лучи проникали сквозь ярко-оранжевые шторы, купленные когда-то Ритой за их непонятно почему понравившийся ей цвет…