История одного преступления

И все же, как я ни доверял слову этого мужественного и великодушного человека, через несколько минут после его ухода я не выдержал и, воспользовавшись двухчасовым перерывом, в течение которого мог располагать собой, отправился посмотреть своими глазами, что происходит и как организовано сопротивление.

На площади Пале-Рояль я нанял фиакр. Я объяснил кучеру, кто я такой, и сказал ему, что хочу посетить баррикады и ободрить их защитников, что временами мне придется идти пешком и что я доверяюсь ему. Я назвал свое имя.

Первый встречный почти всегда оказывается порядочным человеком. Славный кучер ответил мне:

— Я знаю, где баррикады; я доставлю вас, куда требуется. Буду ждать вас, где потребуется. Свезу вас туда и обратно. И если у вас нет денег — не платите, я горжусь тем, что я делаю.

Я пустился в путь.

IX У Порт-Сен-Мартен

Утром произошли важные события.

— Пламя разгорается, — сказал Бастид.

Трудность не в том, чтобы раздуть огонь, а в том, чтобы его зажечь.

Было очевидно, что Париж начинает раздражаться. Париж сердится не по указке. Нужно, чтобы ему так вздумалось. У вулкана тоже есть нервы. Гнев нарастал медленно, но он нарастал. На горизонте уже полыхало зарево извержения.

И для Елисейского дворца и для нас приближался критический момент. Еще накануне обе враждующие стороны начали прощупывать друг друга. Переворот и республика должны были, наконец, вступить в схватку. Напрасно комитет пытался оттянуть сражение. Какая-то неодолимая сила увлекала последних защитников свободы и побуждала их действовать. С минуты на минуту должна была завязаться решающая битва.

В Париже, когда настает грозный час, когда возникает необходимость мгновенно сделать смелый шаг вперед или отомстить за попранное право, восстание быстро охватывает весь город. Но всегда кто-то должен начать. Огромную историческую задачу Парижа выполняют две революционные силы — буржуазия и народ. У каждого из этих борцов — свое поле битвы. Площадь у Порт-Сен-Мартен, когда восстает буржуазия; площадь Бастилии, когда восстает народ. Взор политического деятеля всегда должен быть устремлен на эти две точки. Эти площади прославились в великой истории нашего времени; кажется, там всегда тлеет пепел революции.

Пусть только пронесется вихрь — и этот горячий пепел разлетится во все стороны, осыпая город искрами.

На этот раз по причинам, которые мы изложили, грозное Сент-Антуанское предместье спало, и, как уже известно читателю, ничто не могло его разбудить. Целый артиллерийский парк с зажженными фитилями расположился вокруг Июльской колонны, исполинского глухонемого стража Бастилии. Этот столп, воздвигнутый в память революции, этот молчаливый свидетель великих деяний прошлого, казалось, все позабыл. Грустно сказать — камни мостовой, видевшей Четырнадцатое июля, не вздыбились под колесами пушек, громыхавших по ним Второго декабря. Итак, схватка началась не у Бастилии, а у Порт-Сен-Мартен.

С восьми часов утра улицы Сен-Дени и Сен-Мартен были в волнении. Двумя встречными потоками двигались по ним негодующие прохожие. Они срывали плакаты Бонапарта и наклеивали наши воззвания. На всех перекрестках люди, собираясь кучками, горячо обсуждали изданный оставшимися на свободе депутатами-республиканцами декрет, которым узурпатор был объявлен вне закона. Экземпляры этого декрета рвали друг у друга из рук. Взобравшись на тумбы, прохожие читали вслух имена ста двадцати депутатов, подписавших декрет, и каждое известное или знаменитое имя приветствовалось рукоплесканиями, еще более бурными, чем накануне.

Толпа росла с каждой минутой, ярость — тоже. Улица Сен-Дени имела тот странный вид, какой улицы принимают, когда все двери и окна закрыты, а обитатели высыпали наружу. Взгляните на дома — они мертвы; взгляните на улицу — она бушует.

Вдруг из бокового переулка вышли человек пятьдесят. Эти смельчаки пошли по улице, крича: «К оружию! Да здравствуют депутаты левой! Да здравствует конституция!» Началось разоружение национальных гвардейцев. Оно прошло легче, чем накануне. За какой-нибудь час было добыто полтораста ружей.

Тем временем улица покрывалась баррикадами.

X На баррикадах

Кучер высадил меня из фиакра у церкви св. Евстахия и сказал:

— Вот вы и в осином гнезде. — Он прибавил: — Я буду ждать вас на улице Лаврийер, у площади Виктуар. Не спешите.

Я переходил от баррикады к баррикаде.

На первой же из них я встретил де Флотта. Он вызвался быть моим вожатым. Я не знаю человека более решительного, чем де Флотт. Я согласился, и мы с ним посетили все те места, где мое присутствие могло принести пользу.

Дорогой он дал мне отчет в мерах, принятых им для напечатания наших прокламаций. На типографию Буле нельзя было рассчитывать; поэтому он обратился в литографию, помещавшуюся в доме № 30 по улице Бержер, и там двое смельчаков, рискуя жизнью, отпечатали наши декреты в пятистах экземплярах. Эти храбрые рабочие звались — один Рюбенс, другой Ашиль Пуэнсело.