История одного путешествия

К голоду мы начали привыкать, только в самой глубине съежившегося живота тонкий голосок время от времени уныло повторял: «Дай еды, дай еды, дай еды». Очень хотелось курить, и когда мы увидели, что к пароходу подошли два турецких ялика, нагруженных знаменитым трапезундским табаком, — трапезундский табак похож на длинные рыжие волосы, он нарезан тонкими волокнами и спрессован в кирпичи весом в три фунта, — Федя даже заскрежетал зубами. Мы смотрели не отрываясь на озаренный солнцем, красноватый табак и считали кирпичи, которые матросы поднимали на палубу в черной раскачивавшейся корзинке. Нам чудилось, что мы даже слышим запах табака, нежный и пряный, и мы оба ощутили настоящее физическое облегчение, когда наш пароход поднял якорь и ялики с рыжими табачными кирпичами оказались позади. Наступила четвертая и последняя ночь нашего путешествия. Этой ночью с едой нам повезло меньше — хлеба Плотников не достал совсем, а в кастрюлях, которые он нам дал вылизать, почти ничего не оставалось. Только в одном чугунном горшочке мне удалось отковырять пригоревшую ко дну корку рисовой каши. Она хрустнула у меня на зубах, и этот хруст был похож на симфонию. Зато нам повезло, невероятно повезло с куреньем: под лестницей, ведшей на верхнюю палубу, — и как только я увидел в темноте, один бог ведает, — я нашел смятый пакет синих французских папирос. В пакете еще оставались четыре папиросы (правда, одна из них была сломана). Дрожа от наслаждения и холода всем телом, захлебываясь, вдыхая до самой глубины души, мы курили скверный французский капораль и в течение целого часа чувствовали себя совершенно счастливыми.

9

В первый раз я увидел Батум зимним, холодным и ясным утром. Подмораживало, и набережные были покрыты выпавшим накануне легким снежком. Из воды торчали, как черные зубы, сваи заброшенной пристани. Порт был совершенно пуст — ни одной лодки, ни одного ялика, только около самой набережной стояли два парохода с черными, бездымными трубами. За городом невдалеке поднимались ребра крутых гор, одетые белым, сияющим снегом. Однако впечатление мертвенности и сияющего безжизненного холода, охватившее меня, пока мы входили в порт, исчезло, как только мы пришвартовались к набережной: белый снежок лежал только на крышах, мостовые были покрыты липкой грязью, на углах улиц возвышались кучи подтаявшего и снова замерзшего, грязного снега. На набережной, между ящиками, покрытыми брезентом, между большими, сорокаведерными бочками, между длинными необтесанными стволами деревьев, сложенными пирамидой, стояла группа грузин в черных папахах и черных, до самого пола, волосатых бурках. Двое, по-видимому городовые, одетые в странные серые балахоны, похожие на больничные халаты, не имели бурок и издали были похожи на передвижные крепости: две пулеметные ленты крест-накрест, пулеметная лента вокруг пояса, винтовка с привинченным штыком за плечами, кобура огромного маузера с одного боку, кобура нагана с другого, двухаршинный кавказский кинжал и две ручных гранаты на животе, черная казацкая шашка, надетая поверх вооружения, — все это производило довольно комическое впечатление.

— Не хватает им только по трехдюймовому полевому орудию, тогда снаряжение было бы полным, — заметил Плотников.

Мы стояли на палубе, уже больше не прячась и ожидая только, когда будут спущены сходни. Ивана Юрьевича по-прежнему нигде не было видно, и мы начали беспокоиться.

— Уж не свалился ли он за борт? — сказал Мятлев, вспомнив, как ночью я пытался влезть в спасательную лодку.

Когда мы, счастливые и радостные, забыв даже о голоде, спустились по сходням, к нам подошел высокий, очень красивый грузин с тонкими, почти женскими чертами лица и на скверном французском языке (в честь парохода, нас привезшего), с акцентом, как в армянском анекдоте потребовал наши бумаги. Мы показали ему паспорта, выданные марсельским консулом.

— Но этого недостаточно, — сказал он, переходя на русский язык. — Здесь нет визы нашего грузинского посла в Париже.

Всего несколько дней тому назад Грузинская самостоятельная республика была признана де-юре французским правительством.

Мы растерялись, — хотя мы и знали о существовании Грузинской республики, но нам не приходило в голову, что русским нужно иметь въездные визы.

— Полезайте обратно на пароход, вам в Грузии нечего делать! — закричал проверявший наши документы красавец.

По счастью, вмешался пароходный комиссар, заявивший, что нас без билетов на пароход не пустит. Началась общая перебранка — грузина с комиссаром, комиссара с нами и нас с ними обоими. Вокруг вскоре образовалась толпа.

— Их надо арестовать, — заявил неизвестно откуда появившийся седоусый грузин в круглой бараньей шапке. — По международному праву к нам нельзя приезжать без визы. Их надо арестовать по международному праву…