— Все потом. Пять шагов. Как только я крикну — бегите! Изо всех сил. К двери.
— Ясно.
— Хорошо. Готовы?
Я перевела дыхание. Какую бы сумасшедшую идею не задумал Марк, я ему верила.
— Готова.
— Раз. Два. Три, — медленно, даже нараспев произнес Марк. Затем он набрал полную грудь воздуха и, быстро кивнув мне, крикнул, — Вперед!
Я бросилась к двери еще прежде, чем поняла, что происходит. Кто-то перехватил управление моим телом, но этот кто-то лучше меня понимал, что происходит и что от меня требуется.
Я увидела, как огромный стальной паук, только что застывший в неподвижности в полуметре от моей ноги, приходит в движение. Как оживают его лапы, готовые поднять механическое тело в прыжке, коротком, быстром и беспощадном. Потом возле меня что-то с ужасным грохотом взрывается, в нос бьет запах горелого, что-то звенит, скрежещет… Я бегу к двери и, лишь сделав несколько шагов, понимаю, что двигаюсь в полной темноте. Сколько шагов я успела сделать? Три? Пять? Сердце звенит в груди крохотным замерзшим колокольчиком. Я не понимаю, где нахожусь, в темноте комната стала огромной, запутанной. Страх колет меня своими тупыми иглами в спину, гонит вперед. Где-то позади должен быть Марк.
Когда мои руки натыкаются на стенку, от неожиданности я едва не отскакиваю назад. А потом что-то врезается в меня сзади, я представляю себе бритвенно-острые стальные когти и ору что-то нечленораздельное, с опозданием понимания, что «Аранеола» не может быть таким большим. И таким теплым.
Какая-то сила вдруг подхватывает меня и швыряет дальше, возле моего лица проносится стена, я чувствую собственное отраженное от камня дыхание. Что-то несется навстречу мне, а может быть это меня несет куда-то вперед, затягивает в непроглядную черную шахту, где нет предметов, нет цветов, лишь очертания, страшные и перепутанные.
Мы то ли летим, то ли падаем куда-то, вокруг что-то оглушительно трещит, сзади раздается скрежет, кто-то громко дышит рядом с моим ухом.
А потом с ужасным грохотом мы врезаемся во что-то, летим, катимся…
Кто-то помог мне подняться. Конечно, это был Марк. Он ухмылялся как мальчишка, устроивший крупную шалость, на скуле у него наливались багровым две или три глубоких царапины, на лбу вздулась шишка размером с хорошую абрикосу. Но он все равно выглядел довольным.
Мы были на улице. После затхлого спертого воздуха каждый глоток бесцеремонного пронизывающего ветра опьянял, как вино.
— Как вы? — спросил он, — Целы? Если да, предлагаю двигаться к спиритоциклу. Боюсь, мы произвели несколько больше шума, чем планировали, к тому же у меня не было времени открывать дверь.
Я оглянулась. Через дверной проем, судя по всему, не так давно прошел боевой трактус — коробка была перекошена, а сама дверь валялась в нескольких метрах снаружи. Восстанавливать милициантскую печать нечего было и думать. О том, каким разрушениям подвергся интерьер дома — тоже.
— Цела, — я попыталась улыбнуться, — Локоть разбила, ерунда. Бежим!
Оказавшись в спиритоцикле, Марк быстро завел двигатель. Зачарованный механизм отозвался приглушенным урчанием. Спиритоцикл с готовностью тронулся с места, в лицо ударил холодный ветер ночного города, вместо звезд над головой начали проноситься фонари. Марк вел свой «Магнус» уверенно и легко, его бесстрастное лицо, освещенное оранжевыми огнями приборной панели и фиолетовыми звездами фонарей, было непроницаемо.
— Это вы ловко придумали, — сказала я ему, — Ну, про детство.
— А? Ерунда, — он махнул рукой, — Надо было вас отвлечь.
— И разозлить? Это тоже было частью программы?
— Конечно. Злость — хорошее лекарство, Таис. Оно помогает от всего. Нужна лишь правильная дозировка.
— Кажется, вы поднаторели в этом.
— Будьте уверены. У солдафона вроде меня всегда есть в запасе пара проверенных и простых рецептов.
Неужели про солдафона я тогда вслух сказала? Я почувствовала стыд.
— Жутковато было, — призналась я и добавила чтобы загладить свою вину, — А вы действовали бесстрашно. Как и раньше.
— О, — протянул Марк, глядевший на дорогу, — Это все ерунда. Но вот то, что нам предстоит дальше, признаться, пугает даже меня.
— О чем это вы?
— Нам придется рассказать все Киру.
Но гнев Кира оказался вовсе не так страшен, как нам представлялось. Едва мы вошли и он увидел Марка, лицо Кира исказилось. Наверно, такой испуганной не выглядела получасом ранее даже я. Глаза его расширились, лицо побелело — несмотря на то, что на нашей кухне всегда было жарко натоплено, мне показалось, что Кир вдруг оказался посреди звенящей от холода зимней ночи. Даже плечи его как-то опустились… Прежде чем мы успели что-то сказать, он бросился к нам и схватил Марка за руку. Тот даже улыбнуться не успел.
— Что с тобой? Сколько крови… Ты жив? Идти можешь?