История одного ужина

Михаил Евгеник тоже был спокоен, но в его спокойствии присутствовало некоторое раздражение, угадывающееся в движениях, в манере держать голову, в его взгляде, брошенном мимоходом на меня. Они оба смотрели на Христофора Ласкариса, который наслаждался своей ролью зрителя и лишь улыбался в ответ. Главная роль сегодня была отведена не ему.

— Полагаю, мне телевоксировали вы, — сказал Макелла, глядя на меня в упор, — Госпожа Таис, если не ошибаюсь?

— Верно.

— Интересный ход, госпожа Таис, — Макелла снял с себя мокрый плащ, оставшись в знакомом мне костюме, придвинул к себе стул и сел. Его примеру последовал Евгеник, все еще хранящий молчание, — Знаете, по роду службы мне часто приходится иметь дело с самыми разными людьми. Большие деньги — это не только большая ответственность, знаете ли. Дважды на мою жизнь покушались, один раз меня пытались похитить, я уже не говорю про кражи и вымогательства — их обычно случается по дюжине в год. Но, признаться, никогда прежде меня не пытались шантажировать. Это… — он пошевелил пальцами в воздухе, пытаясь найти нужное слово, — Это замечательно. И уж конечно меня не пытались шантажировать люди, мной же нанятые. Я много времени уделяю людям, с которыми работаю. Для меня это важно. И это вас я ничего подобного, признаюсь, не ожидал. Господин Ласкарис?..

Старик покачал головой.

— Сегодня я молчу. Считайте меня судьей, арбитром или кем-то в этом роде.

— Хорошо… — Макелла помедлил, — Полагаю, это и неважно. Но разъясните мне суть происходящего. Я заключаю договор с вашим Обществом. Плачу деньги, жду результата. Прошу заметить, результата в вашем деле, который имеет огромную ценность. Что же в итоге? Два дня вы занимаетесь непонятно чем, вызываете моих подчиненных на какие-то странные беседы…

— После которых некоторые подчиненные отчего-то спешат принять яд, — сказала я.

И хотя говорила я негромко, Макелла запнулся, точно у него кончился запасенный на всю тираду воздух. Некоторое время он молчал, крутя в руках трость. Набалдашник танцевал в его ладони, а сама трость вычерчивала какие-то странные несимметричные узоры на пыльном полу. Когда Макелла заговорил, его голос зазвенел как потревоженная сталь — как сабля, которую умелая рука быстро извлекла из ножен.

— Сегодня, при весьма странных обстоятельствах, погиб еще один мой товарищ и сослуживец, Флавий Диадох. И я не удивлен тем, что вам это известно.

— В его случае подозрение тоже падает на серва?

— Он не держал сервов в доме. Не любил зачарованных слуг, — сказал Михаил Евгеник, — Но если вы намекаете на Ланселота, шутка весьма дурного рода.

— Никаких намеков. Вы читали предсмертную записку Диадоха?

— Да, — сказал Макелла, — Читал.

— И что вы думаете по этому поводу? Диадох покончил с собой из-за мук совести — после того как отравил Иоганеса?

Макелла заколебался. Трость в руке дрогнула.

— Не знаю, — сказал он, совсем другим голосом, уже не напоминавшим сталь, — Я… Не знаю. Это возможно. Я допускаю это, — он внезапно посмотрел мне прямо в лицо и я подавила желание спрятаться за стул Христофора — глаза эти, несмотря на то, что их обладатель сидел в освещенной комнате, все равно казались почти черными, — Мне непросто решить. Я знал Диадоха много лет. Но иногда… Не будем об этом. Скажем так — моя уверенность в том, что убийца — Ланселот, несколько ослабла. Вы ведь это хотите услышать? Но я все равно не понимаю, к чему затеян весь этот разговор, к чему шантаж и…

— Вы убийца, — сказала я, чувствуя как грудь сжимает ледяными обручами и понимая, что назад дороги нет, — Только поэтому.

— Ну знаете! — Евгеник вскочил. Лицо его покраснело, а глаза сузились. Он уже ничем не походил на того добродушного, несколько ленивого господина, который когда-то восседал в нашем кабинете и охотно отвечал на вопросы, — Извольте объясниться! Если таким образом в этом доме принято шутить…

— Тише, — Макелла поднял ладонь и Евгеник, тяжело задышав, оправил воротник и вновь сел, — Господа, я имею с вами дело без малого три дня. Все это время вы не устаете меня удивлять. Однако же есть вещи, которые простираются за пределы моего удивление. Есть вещи, которые я слышать не хочу.

Все-таки он был чертовски самоуверен. Даже сейчас на его лице не дернулся ни один мускул, каждое слово он произносил осторожно и мягко, с безразличным выражением глядя или перед собой, или на свою трость. Жюль-Верновский капитан. Лорд Гленарван. Настоящий джентльмен до мозга гостей, властный и уверенный в себе.

Макелла вытащил из жилетного кармана крохотную раковину аурикулофона, из другого — массивный серебряный хронометр.