История одной буддийской статуи

Мужчина взял мою руку и что-то пощупал на запястье, потом тыкал какой-то трубкой и как будто слушал что-то, постоянно недоуменно хмыкая.

– Лиз, я, конечно, профессор и мировая величина в лечении истощения, но такого еще никогда не видел. Это тело женщины, а правильнее – мумия женского тела, но в ней есть жизнь. Тело полностью обезвожено до состояния несовместимого с жизнью, но оно живет. И я буду не я, если не разгадаю, как такое возможно.

– Доктор Мейсен, может, сообщим в полицию? – спросила девушка.– Вдруг это какое-то преступление или болезнь?

– Да, но тогда ее заберут в центральный госпиталь для изучения или какую-нибудь секретную лабораторию и я не узнаю, как такое возможно. Мне самому интересно разгадать эту тайну. Невероятно интересно, Лиз.

– Мне кажется, вы рискуете. Стоит ли оно того?

– Ты знаешь меня. Жизнь для меня – познание и изучение невероятного.

Какое-то время они что-то делали, а потом мужчина сказал:

– Быстрый тест на инфекцию показал ее отсутствие и, поверь моему чутью, это не инфекционное заболевание. Температура тела пониженная, и сильно, явных воспалительных процессов не наблюдается. Поэтому повесь на кровати табличку «Эмма» – пусть будет так зваться, пока не начнет говорить. И пока никому ничего не стоит знать о ней. Это просто одна из моих пациенток, которая хочет сохранить конфиденциальность. Пациентка сложная, и поэтому к ней нет доступа. Следи за ней сама. Тебе во всем будет помогать Мэгги, она ее нашла, притащила сюда и заботится с каким-то нездоровым энтузиазмом.

– А если кто из наших заинтересуется? – спросила Лиз.

– Для наших сотрудников диагноз – критическое истощение в результате нервной анорексии. Состояние на грани угасания. Доступ ограничен, кроме вас с Мэгги. Легенда: пациентка поступила к нам в тяжелом состоянии, и родственники хотят соблюсти инкогнито. Конечно, если ее кто-то будет искать, мы ответим, а пока пусть побудет здесь. И назначь все возможные обследования, ты сама знаешь, что мы обычно назначаем. Как я пониманию, кровь у нее взять не удалось. Вены запавшие, но ничего. Вставь катетер через нос и медленно порциями вводи в желудок воду с легким раствором глюкозы и наш раствор №4, а там видно будет. Может, через некоторое время удастся добраться до вен. На тебе постоянное наблюдение за ее состоянием, а я буду думать, что делать.

Эти двое покинули комнату. Но вскоре Лиз снова зашла с пустотелым шнуром. Присела рядом со мной и сказала:

– Женщина, я не хочу сделать вам плохо. Кушать нормально вы пока не сможете, поэтому временно будем подкармливать через катетер. Его придется ввести через нос. Это немного неприятно, но потерпите. Это необходимо. Вы меня понимаете?

Я кивнула и стала терпеть. Хотя для меня это было совершенно не больно. Разве это боль? Потом в меня понемногу вливали воду с чем-то. Также Лиз присоединяла ко мне какие-то шнуры, которые называла проводами, и что-то мерила и записывала, постоянно странно меня разглядывая.

Пришла Мэгги, и они вместе с Лиз поместили меня в большую емкость с теплой водой, они называли ее ванной, и я там долго лежала. Мэгги гладила мое тело, приговаривая, что легкий массаж поможет вернуть тонус мышцам. Ночью я спала спокойно и крепко.

Утром опять появился доктор Мейсен, и я уже могла его разглядывать без пелены на глазах. А он совсем не старый, и наружность приятная. Значительно выше людей, среди которых я жила. Глаза зеленые, чуть раскосые, внимательные. Подбородок и губы упрямого человека. Волос под шапочкой особо не видно, но одна прядка выбилась, цвет рыжий. Небритый – значит, скорей всего, не буддист. Интересно, а мои волосы будут расти? Если да, то стоит ли их теперь брить? Мы ведь раз в месяц обязательно брились налысо, я даже не представляю себя с длинными волосами. Мы бреем голову для выражения намерения отказаться от личного тщеславия. Это служит напоминанием себе и другим о том, что теперь мы оставили мир. Вообще не представляю, какая я сейчас и не очень помню, какой была. Это было совсем не важно. Странно, почему сейчас меня это интересует? Я смотрела на доктора и не могла открыть рот. Язык не слушался, я промычала что-то нечленораздельное, а доктор улыбнулся.

– Лиз, смотри, у нее во взгляде появилась осмысленность. Это невероятно. Не будем принимать результаты исследования за истину. Пусть кардиограмма показывает, что сердце бьется в несколько раз медленнее, чем надо, а сосуды спали до невозможного, что легкие наполнены только на четверть и желудок размером с теннисный мячик, но она жива, а главное –энцефалограмма показывает, что мозг без патологий.

Он подошел ко мне ближе и сказал:

– Тайна ты моя таинственная и невероятная. Я вылечу тебя назло всему. А потом мы поговорим о твоих секретах, и ты мне все расскажешь. Да? Интересно, как твое имя?

Все, что я могла произнести, напрягая сухую гортань и сжатые губы – звук «Айя».

– Так и будем тебя звать, Айя. По-китайски это раньше значило Любовь, – и он улыбнулся.