«…Моя мама из поволжских немцев. В 1941 году ее выслали в Восточный Казахстан на поселение, а вскоре призвали в трудармию. Но она вместе со своей подругой сбежала по дороге в трудармию. Скрывались долго. Потом устроились на работу. А это было непросто, так как документов-то у них не было… И долгое время она еще жила без документов, в постоянном страхе…»
Но, разумеется, таких отчаянных женщин было немного. И не всем выпадало такое везение. Прямо скажем, такие случаи были исключением из правил. Женщинам, как правило, приходилось оставлять своих детей, престарелых родителей, немощных родственников, не зная, удастся ли увидеться с ними когда-нибудь вновь. Годы и годы спустя джигинские немки, собираясь по вечерам и вспоминая свою жизнь, не раз возвращались в своих воспоминаниях к этим военным и послевоенным годам. Истории сменяли одна другую. И чаще всего это были печальные, грустные истории.
«…Мама вспоминала, что уже в ноябре 1942 года ее забрали в трудармию. В день отправления на перроне творилось столпотворение. Мама обратила внимание на женщину, которая пришла к месту отправления с двумя своими детьми. Одному ребенку было не более шести лет, другому – года четыре. Подали вагоны. Женщина хотела садиться с детьми в вагон, но конвоир запретил ей. Сказал, что все равно с детьми ее на месте нового поселения не примут, детей необходимо оставить или в детдоме, или кому-то отдать на воспитание. На что женщина ему отвечала, что обошла уже все детдома, но все они забиты до отказа, детей не принимают. И семей таких нет, что могли бы взять детей на воспитание. Так она помыкалась, пока наконец конвоир не сказал ей, что, мол, нечего делать, придется с детьми тебя везти. “Ты, – говорит он женщине, – поднимайся в вагон, а детей мы тебе подадим”. Та и послушалась. Но как только она оказалась в вагоне, конвоиры закрыли за ней тяжелые двери… Что тут началось! Дети в рев. Женщину ту сняли на следующей станции мертвую. Не пережила такого горя. А что стало с детьми – одному Богу известно…»