История одной кошки

Но в тот первый вечер я совершенно не обрадовалась. После ухода соседки Сара не стала выключать свет. Она просто сидела на диване — я устроилась у нее на коленях, — пока не рассвело. И хотя она ничего не сказала, я чувствовала: что-то случилось, и я должна находиться рядом с ней. В темноте я видела крошечные трещинки на коже у Сариных глаз. А когда вода, которая струилась из глаз, заполняла эти трещинки, я нежно слизывала их языком. Чтобы впустить свет.

Сейчас я иду на звук работающего наверху телевизора, вижу лежащую в постели Лауру, похоже, она спит, только продолжает лягаться во сне. Она лягается так сильно, что едва не сбрасывает одеяло с кровати. Сара порой тоже так поступала — воевала во сне с одеялом, когда была расстроена.

Когда Сара забывалась тревожным сном, я сворачивалась клубочком прямо у ее левого уха, вытягивала одну лапку так, чтобы она очень мягко касалась ее плеча. Я не собиралась ее будить, просто хотела, чтобы она знала — я рядом. Иногда от моего близкого соседства она засыпала настолько крепко, что переставала ворочаться.

Джош в гостиной слушает один из черных дисков Сары. Как раз играет песня, которую она пела мне в тот день, когда мы нашли друг друга, песня, в которой есть мое имя. «Милая Пруденс, — поется там, — выйдешь с нами поиграть?..»[12]

Я старалась не сближаться слишком ни с Лаурой, ни с Джошем. Ведь только один человек может быть Самым Важным Человеком в твоей жизни. Для меня им была Сара. И когда она вернется, я не хочу путать то, что есть, с тем, как все должно быть.

Но Лаура так похожа на Сару, когда лежит с закрытыми глазами и разбросанными по кровати ногами, что я незаметно для себя запрыгиваю к ней. Боль в груди оттого, что Сары, с которой я так долго жила, нет рядом, немного отпускает. Двигаясь осторожно, чтобы не зазвенел мой ошейник и не испугал ее, я устраиваюсь на подушке, рядом с левым ухом Лауры. Сворачиваюсь клубочком, обматываю хвостом нос, чтобы было тепло мордочке, протягиваю одну лапку и кладу Лауре на плечо.

Она переворачивается на другой бок, ко мне лицом. Дыхание у нее становится более ровным, каким становилось у Сары, когда та погружалась в глубокий сон; рука изогнута так, что мой хвост и нос оказываются на изгибе ее локтя. Находясь в комнате одна, в пижаме, без лежащего рядом Джоша, Лаура больше, чем когда-либо, пахнет, как Сара. Телевизор работает не слишком громко, и все еще можно уловить песню «Милая Пруденс», которая доносится снизу.

Когда я слышу эту песню со всеми потрескиваниями и шипениями именно в тех местах, совсем как в те времена, когда сама Сара проигрывала эти диски в нашей старой квартире, я забываюсь сном. В моих снах Сара рядом со мной, улыбается и говорит: «Кто моя любовь? Кто моя маленькая любовь?» Когда мне на спину опускается рука и гладит меня по шерстке, я не знаю, настоящая ли это рука или рука Сары из моего сна. Тем не менее я начинаю урчать и думаю: «Я, Сара. Я — твоя любовь».

Глава 7 Сара

Сейчас в это трудно поверить, но раньше в центре Нью-Йорка по ночам царила гробовая тишина. Можно было пройти половину Бродвея и услышать только шумок изредка проезжающих мимо такси и звук собственных шагов, отражающийся эхом от зданий. Можно было прогуляться в четыре утра по Элизабет-стрит и единственным своим спутником иметь аромат свежеиспеченного хлеба из небольших семейных булочных.

Там стояла тишина — правда, если только ты не знал, куда идти. Еще до того, как этот район разросся, потом стал финансовым центром и наконец — средоточием среднего класса и провинциалов, здесь уже были места, где всю ночь стоял шум. На чердаках Сохо, куда попасть можно было только по приглашению, зная пароль, открывался мир андеграундных вечеринок, где играли музыку, которую ты никогда не услышал бы по радио. Бары, где всю ночь играли музыкальные автоматы, клубы, где группы начинали свое выступление не раньше двух часов ночи. Звон пивных бутылок, неизбежный глухой звук падения человека, который слишком пьян, чтобы удержаться на ногах, чей-то бас, все громче и громче произносящий: «бу-бу-бу».

Я всегда ненавидела тишину. Мне казалось, что тишина похожа на смерть. Могильная тишина. Гробовое молчание. Мертвые молчат. На это нечего возразить. Никто же не говорит: «Шумно, как в могиле».

Именно это мне и нравится в диско. Диско использует все звуки, все биты, все инструменты. Звук диско всегда тебя найдет. Он подхватит тебя, начнет кружить, вертеть, опускать, пока у тебя не закружится голова и самому тебе будет уже сложно устоять на ногах. Но музыка никогда не даст тебе упасть.