История одной кошки

— Не знаю, — протянула Лаура. Несмотря на то что перед ней стояла еда, она к ней не прикоснулась. — А кто решает, что такое безумие? — Уголки ее губ поднялись вверх — намек на улыбку, а щеки порозовели. Она казалась смущенной и довольной собой, как будто владение некой тайной делало ее счастливой. Неожиданно Сара посмотрела на нее более пристально — потом и она улыбнулась, и глаза ее тоже сверкнули.

Сегодня у Лауры щеки не розовеют, глаза не блестят. Все косятся на нее краешком глаза, пытаясь скрыть свои взгляды, но Лаура замечает их, хотя и делает вид, что не замечает. На нее смотрят лишь потому, что она единственная, чьей мамы нет здесь на День матери? Но бабушек Джоша здесь тоже нет, и никто не косится из-за этого на родителей Джоша, поэтому, наверное, я ошибаюсь. Тем не менее Джош сегодня более любезен с Лаурой, чем был минувшие несколько недель, он сидит на подлокотнике кресла, обняв жену за плечи. Она не отодвигается, но и не кладет руку ему на ногу, не смотрит в глаза, как делала раньше.

На обеденном столе лежит громадная гора бубликов в плетеной корзине, которую я раньше не видала, а рядом стоят коробки с мягким сыром и тарелки с различными сортами копченой рыбы. После минувшего праздника я понимаю, что лучше не прыгать на стол и не требовать — как бы чудесно ни пахла эта рыба. Я вопросительно смотрю на Лауру и Джоша, пока все накладывают на тарелки еду и возвращаются в гостиную. (Отец Джоша кладет в тарелку меньше, чем остальные, потому что женушка предупреждает его: «Эйб, не забывай, что сказал доктор Стерн о твоем холестерине»). Я энергично трусь правой щекой о ножку стола, чтобы дать понять, что сейчас это мое место для еды. Но, похоже, никто не замечает, как вежливо я жду. По крайней мере детеныши ведут себя намного лучше, чем в прошлый раз. Роберт наклоняется, приближает ко мне (слишком уж) свое лицо, протягивает руку и говорит:

— Привет, киска. Можно тебя погладить? — Но в этой протянутой руке рыбы нет, поэтому я с отвращением дергаюсь.

Как только на тарелки положили еду детенышам (почему они должны получить рыбу раньше меня?), они спешат наверх, чтобы поесть и посмотреть телевизор в спальне Джоша и Лауры. Обычно есть наверху запрещено.

— Именно этого подарка я и ждала от них на День матери, — сухо признается Эрика. — Тихий обед со взрослыми. — Потом она вздыхает. — Я надеялась, что Джефф пришлет немного денег, чтобы я могла отправить их на лето в лагерь. — Она смотрит на Джоша, который сидит на диване рядом с Лаурой, но не настолько близко, чтобы их руки соприкасались. — Помнишь, как мы любили бывать в «Сосновом гребне»?

— Восемь недель в горах вдали от родителей, — улыбается Джош. — Что может быть лучше?

— Восемь недель в пригороде, одна, без детей, — говорит мама Джоша, и все смеются.

Джош поворачивается к Лауре.

— А ты ездила в летний лагерь?

— Я? — в голосе Лауры сквозит удивление. Она изгибает брови и приподнимает уголок рта, как будто считает вопрос глупым. — Дети из Нижнего Ист-Сайда не ездили в летние лагеря. Если только не считать лагерем катание на роликах под открытым пожарным гидрантом. — Она улыбается. — Мы называли это катанием на городских водных лыжах.

— И что делала с тобой мама, когда начинались каникулы? — спрашивает мать Джоша.

Лаура пожимает плечами.

— Чаще всего я помогала ей в магазине грампластинок или оставалась у соседей. Утром по субботам она брала меня на «блошиный» рынок на площади Астор, чтобы выкупить записи, которые магазинные воры украли за неделю. Потом мы ездили в «Киев» за шоколадными блинчиками. Так продолжалось, пока мне не исполнилось десять лет, — добавляет Лаура таким голосом, что становится понятно — она хочет сменить тему. — После этого я стала посещать летние школьные курсы, чтобы подготовиться к сдаче экзаменов для поступления в Стайвесент.

Отец Джоша изумленно приподнимает брови и негромко присвистывает. От этого звука мои ушки тут же на макушке — а вдруг он зовет меня, чтобы дать мне рыбки. Я подбегаю к стулу, на котором он сидит, и начинаю энергично тереться щеками о ножки. Но он лишь произносит:

— Твоя мама заботилась о твоем образовании. Стайвесент — чертовски престижное заведение.

— Я знаю, можете мне поверить. — Лаура издает короткий смешок. — Тамошние экзамены были не из легких.

— Постой, — говорит Джош. — Тебе же было лет десять в этом… в 89-м? — Лаура кивает, и он продолжает: — Должно быть, весело было болтаться в магазине грампластинок. У вас же был альбом «Mind Bomb» группы «The The», «Paul’s Boutique»[17], пластинка «Peace and Love», записанная «Тhe Pogues»…

На лице Лауры, когда она смотрит на мужа, читается смущение, но и нежность — впервые за долгое время.

— Откуда ты все знаешь? Даже ни на секунду не задумался.

Джош усмехается.

— Ты же знала, что выходишь замуж за помешанного.

— Слушай, — вмешивается Эрика, — а разве «Bleach» вышел не тем летом?

— Точно! — Джош опять поворачивается к Лауре. — Как твоя мама относилась к ранней «Нирване»?