Папа знакомится с братом, ведь из шести лет Вовкиной жизни папа с ним провел лишь год. И брат сразу взрослеет, встает с четверенек и из малыша превращается в мальчишку. Вовка открывает для себя мир и недаром бережно хранит воспоминания о Самарканде на протяжении всей своей недолгой жизни. За месяц до смерти он едет из Болгарии в Самарканд. Этот город для него – осознанное счастье благополучной жизни вместе с родителями. Самарканд – невиданная доселе счастливая жизнь. В Самарканде для Вовки очень многое – впервые в жизни. Он, в свою очередь, впервые знакомится с папой, впервые не голодает – и невиданные яства сыплются на него: урюк, изюм, а потом персики, виноград. В восторге он дает волю своей проснувшейся энергии – у него полно друзей, они карабкаются на деревья, бегают, играют в войну…
Папа учит Вовку делать жвачку из стеарина. Чтобы окрасить, ее надо жевать вместе с салатным листом. Получается зеленая жвачка. Не то чтобы вкусно или приятно, но все жуют.
Вовка такой же неугомонный, как папа в детстве. Оттачивает бритвой палку – и перерезает себе вену на ноге, шрам остается на всю жизнь. Долго присматривается к машине, приехавшей во двор, для него это тоже впервые. Прокатиться в машине, он понимает, невозможно. Тихо, будто играя, он ложится поодаль на землю, и когда машина трогается, мгновенно цепляется за бампер. Машина тащит его через весь двор, пока он наконец не догадывается разжать руки. У него повреждено лицо, живот – кровавая рана. Шофер молча несет на вытянутых руках Вовку всего в крови. Ноги у шофера трясутся, он бледен, как и мама.
– Не смотрит за ребенком, – шепчут соседи, и в голосах я слышу презрение. – И чем она занята?
– А если бы машина дала задний ход? – обращаются к маме.
…Вовка надевает маску обезьяны, прячется в листве дерева, которое рядом с калиткой, и караулит папу. Высовывает обезьянью рожу из чащи листьев и стягивает длинной рукой с папы фуражку. Обезьяна скалит зубы, папа в восторге, смеется, хватает брата на руки, высоко подбрасывает… Мне неприятно. Я не умею дружить, не умею лазить по деревьям. Я потеряла Горика, моего единственного преданного друга. Иногда подходят девчонки, спрашивают, для кого это я завила волосы, не для Борьки ли? Он, как-то пробегая мимо, взял меня под руку. Нет, не для Борьки. Они у меня вьются. А почему раньше не вились? Потому что было сухо, они вьются, когда влажно. Девчонки не верят.
Однажды ночью я проснулась от маминого голоса, она уличала папу, говорила о женщине, которую папа любил, говорила про какие-то письма, про то, что она еще в поезде догадалась, когда папа назвал ее Эллой, говорила, что мы сейчас же уедем. Я застыла в постели. Я подслушала чужую тайну, которую не должна была знать. Больше всего мне хотелось, чтобы родители не догадались, что я это слышу. Но отчаянное желание притвориться спящей мешало мне, я крутилась, скрипела сетка, и чем дольше говорила мама, тем больше я крутилась.
– Перестань крутиться, – неожиданно сказала мама, ничуть не стесняясь, что тайна обнаружена, открыта миру.
Это была помеха счастью. Я принимаю папину сторону, не могу слышать его оправдывающийся голос, которому верю, и раздраженный, злой мамин. Сострадания к маме нет, это потом оно заполонит меня и оторвет от папы на много лет, а тогда – мамин злой голос хочет порушить нашу счастливую жизнь.
«Справедливая» – так называл меня папа. «Ингуся, ты ведь справедливая, так скажи», – обращался он ко мне во время ссор с мамой.
Из рассказа Любови Иосифовны:
– Этот период был очень тяжелый. Даже не понимаю, почему папа вас привез в Самарканд. Ведь мы уже были запакованы. Академия начала реэвакуацию. Не знаю, зачем вез сюда.
Как-то утром приходит мама, села и говорит: «Любовь Иосифовна, а где Элла?» Мне стало худо. Я говорю: «Она уехала к сестрам в Ярославскую область». – «Любовь Иосифовна, я все знаю. Мне все сказала Кудрявцева».
Я маме говорю: «Вера Вячеславовна, вы меня выслушайте. Я не в защиту Здравко Васильевича, я желаю добра вашей семье. Что эти бабы принесли на хвосте, извиняюсь, так они под боком своих мужей – и то не могут уследить. Вы должны знать одно – у вас есть муж и у ваших детей есть отец. Причем не какой-то рядовой, а счастливая находка. Это такой муж и такой отец, который только и думал, как вас найти. Вы хотите меня послушать? Сделайте вид, что вы ничего не знаете…»