История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)

Свободный брат Инги Мицовой – о. Георгий – крестит Стефанию Кравченко. 2005 г.

Семья Сергея Кравченко. Сидят на диване Сергей и Ксения (дочь от первого брака). Сидят на полу слева направо: Юксия (жена во втором браке), Николай и Алексей (сыновья от второго брака), Екатерина (дочь от первого брака).

Семья Георгия Кравченко. Сидят слева направо: Стефания, Георгий, Светлана (жена) с Ниной на руках, Александра

Петр Мицов, старший сын о. Георгия, с дочкой Софьей на руках.

Анна Георгиевна Голицына с младшей дочерью Ксенией.

На могиле Георгия Вячеславовича Курдюмова и Татьяны Ивановны Стеллецкой. Стоят: Владимир Яковлевич Кравченко и Владислав Георгиевич Курдюмов.

Олег Мицов, младший сын о. Георгия.

В Астрахани нас встретила мама. Стояла страшная жара, и мама говорила, что выжила только благодаря тому, что закутывалась в мокрую простыню. Мама была уже, конечно, не та, что в Самарканде. Постепенно обретала плоть, становилась видимой и даже как-то стала подкрашивать губы, что очень ей шло.

– Получила? – был первый вопрос папы.

– Нет.

Но в качестве утешения рассказала, как она, мучимая сомнениями во время нашего отъезда, отправилась на окраину города по жаре, к известной цыганке, предсказаниям которой верила вся Астрахань.

Гадалка узнает имя – на кого гадают. Мама гадает, конечно, на папу.

– Что-то не пойму, – говорит гадалка. – Что за имя? Думай, думай про себя.

Мама думает, но гадалка не понимает. Она легонько бьет по маминой щеке платком и все равно не понимает.

– Начинается на З… Зиновий? Нет, не понимаю, что-то нерусское…

– Уедешь далеко-далеко. И там будешь жить очень хорошо, – обещает она маме.

– Все вместе? – спрашивает мама.

– Все, все вместе…

Куда это – «далеко-далеко»? Может, она имеет в виду Болгарию?

«В середине сентября 1945 года Астраханский Областной Комитет ВКП(б) вручил мне предписание явиться в отдел кадров ЦК ВКП(б). Я знал, что речь идет об отправке меня в Болгарию. В связи с этим я решил поехать в Москву пароходом по Волге всей семьей. Таким образом, удалось кроме красот увидеть следы войны, особенно – разрушенный Сталинград».

Итак, мы отправлялись в Москву – на пароходе, по Волге! Но поначалу свершилось то, чего так долго ждала мама, – нас обокрали. Не в квартире – на улице, вытащили у папы из планшета только что полученные деньги, когда он, разгоряченный, прибежал в кассу и над головами стоявших в очереди протянул руку за билетами. В результате мы оказались во втором классе вместо первого. У нас была четырехместная каюта, с большим окном на палубу, и туалет, в котором мама каждое утро мыла жабры селедкам. Селедки должны были поправить наше финансовое положение в Москве. Это была папина идея. Ни мне, ни маме она не нравилась. Но делать было нечего: эти селедки, как те карандаши в Рыльске, – последствия папиных изменений за время войны. Селедок у нас был целый мешок. Когда приехали в Москву и остановились на несколько дней у неизвестной мне женщины (по-моему, просто сняли комнату), мама отправлялась на базар торговать селедкой. Я сидела за пианино в полутемной комнате с задернутым плотными плюшевыми занавесками окном. Я пыталась сыграть «Степь да степь кругом…». В отличие от моего сына Сережки, который может с ходу без ошибок сыграть двумя руками известную мелодию, я была лишена такой способности. Вскоре мама вернулась взволнованно-растерянная и, возможно, обрадованная.

– Больше не пойду, – сказала она. – Была облава, милиционер подошел ко мне и говорит: «А вы-то что здесь делаете? Как вам-то не стыдно?» И вместо того чтобы оштрафовать – разломал селедку пополам. И с такой жалостью посмотрел…

Это было естественным повторением истории с химическими карандашами в Рыльске. Целый мешок селедки мы продали женщине, у которой останавливались.

Мы плыли по Волге 16 дней. На пароходе я бегала по палубам, неуверенно заглядывала в кают-компанию. Я предполагала, что это не для пассажиров второго класса, и все же выбирала время, пристраивалась возле рояля, за который, небрежно откинув подол шелкового платья, садилась молодая женщина. Около нее сразу собирался народ, она играла фокстроты, я завороженно смотрела, как она виртуозно проводила красным ногтем сразу по всем клавишам: тр-р-р-р…