История одной семьи (XX век. Болгария – Россия)

Мамочка, если есть надежда приехать в скором времени, то приезжай скорее. Бабушка болела, я еще не знаю, что с ней было, но дядя Жоржик и тетя Тася вылетели туда. Я до того испугалась, что ничего не могла делать, побежала на почту, дала телеграмму, пришел ответ, что бабушке сейчас лучше, что она просит не беспокоиться и ждет от меня письмо. Я ей вчера сразу же послала. Мамуленька, ты мне в письме пиши и о бабушке или для бабушки. Я ей буду пересылать.

Дни текут, похожие друг на друга. С утра лекции. Вечером занятия в читалке. Но у меня долгое время сохраняется школьная привычка – учить только к экзаменам или коллоквиумам. Всегда что-то оставалось недоученным, но я уговаривала себя – если попадется билет, которого я не знаю, то я попрошу спрашивать по всему курсу. Такого билета мне ни разу не попалось, и отметки у меня, особенно на первых трех курсах, были почти все пятерки. В промежутках между занятиями я бегаю в филармонию, на лекции при филармонии, на концерты, в театры, на лекции в Академию художеств. Я знаю все уголки в Эрмитаже и до сих пор помню, на какой стене висит «Даная», где висит «Саския», где «Мадонна Литта», «Мадонна Бенуа». Смешно и странно, но любовь к природе я тоже приобрела в Эрмитаже – подолгу вглядываясь в картины Коро. Из художников я больше всех люблю Рембрандта, потом Эль Греко, а импрессионистов – кажется, всех без исключения.

Из писем – о том, что меня занимает.

Русский музей. Вечером длинная лекция по Брюллову. Последнее время бегаю в филармонию. Концерт Вагнера, а потом концерт Шопена. Слушала Когана, была на органном концерте. Слушала – Шестую симфонию Чайковского, впервые – «Неоконченную симфонию» Шуберта, Первый концерт Чайковского, «Крейцерову сонату». По абонементу разбирали «Евгения Онегина», завтра «Пиковую даму». Была лекция по Чайковскому, разбирали «Ромео и Джульетту» и «Франческо да Римини». Что за прелесть эти вещи! Не знаю, писала ли я вам, что у нас только на одного Чайковского положено одиннадцать лекций. Лекции иногда длятся по пять часов.

Я пойду на Лемешева, на Безродного и какую-то румынскую певицу – это все гастроли. Дочитываю «Пятнадцатилетнего капитана» на французском.

Что смотрела? Смотрела «Мачеху» по Бальзаку, «Евгению Гранде» с Турчаниновой, «Мещанин во дворянстве» и «Эмилию Галотти» в исполнении «Комеди Франсез.

Я впитываю, впитываю эту жизнь, так непохожую на жизнь в Софии, и незаметно для меня совершается скачок – прекрасный город, его величие и красота обрушиваются на меня. Главным становится не учеба в университете, главное – это Эрмитаж, Русский музей, филармония, Кировский театр… Невиданный и неслыханный мир открывается мне в музеях Ленинграда, его театрах, концертных залах. Впервые слушаю «Реквием» Верди. Но оказывается, успеваю не на все: я удивляюсь, когда моя однокурсница Ира Васильевых, приехавшая, кажется, из Перми, наша отличница, с необыкновенно одухотворенным лицом говорит: «А ты слышала “Реквием” Моцарта? Нет? Мы всю ночь простояли за билетами». А я об этом не знала!

…Я лью слезы на «Сирано де Бержераке».

– Вот здесь сидела Анна Каренина, и никто не подошел к ней, – говорю я, оглядывая красного бархата ложи Мариинского театра, и сидящая передо мной в ложе дама оборачивается и улыбается мне.

– Сколько же ты ходила в этом году в театр? – спрашивает дядя Жоржик, оказавшись в Ленинграде на конференции.

– Спектаклей двадцать пять просмотрела, – говорю я, и он смотрит с удивлением. Он не задает вопрос: а как же учеба? Он смотрит с удивлением и, улыбаясь, качает головой: «Да-а-а-а».