Читаем История одной судьбы полностью

Однако он упрямо повторил все, что мог сказать каждый участник пленума. Сокращение посевных площадей, низкая урожайность, запущенность животноводства. В Заречье допустили массовый падеж поросят, в Покровке посеяли на силос подсолнечник и ждали, когда поспеют семечки...

Костров задел даже своего любимчика Шурыгина. Оказывается, молоко, проданное частниками, приходовали в Дубынинском районе как молоко, сдаваемое колхозами. Правда, Костров оговорился. "Ходит такой слух, - сказал он. - Это еще надо проверить..."

А Шурыгин тут же подал реплику: "Неправда!" Что касается районов, вроде Мотовиловского, то тут пощады не было. В Мотовиловском все было плохо: надои, корма, ремонт. Костров приводил цифры, имена, факты. Ни одного светлого блика не было в нарисованной им картине...

И это была неправда. Были в этих районах изъяны, неудачи, но в сравнении с прошлым хорошего тоже появилось немало. "У нас много ошибок, - с огорчением подумала Анна о выступлении Кострова, - но ведь есть у нас и своя честь? Неужели, если вымазать все черной краской, это и есть самокритика?"

Постепенно Костров превратился из обвиняемого в обвинителя. Он называл плохие колхозы, упрекал секретарей, увлекся. Даже металл зазвенел в голосе...

Наконец он сделал паузу и сказал:

- А теперь позвольте коснуться своих ошибок...

Точно ему кто-то запрещал!

Костров поглядел на Прохорова. Тот молчал. Грузный, с морщинами в углах рта, с набрякшими веками, он сосредоточенно смотрел куда-то на край трибуны. У Анны создалось ощущение, что он все время в чем-то с Костровым не соглашается. Но лицо его было непроницаемо, это был опытный, выдержанный, вышколенный работник, взвешивающий каждое свое движение.

Анна опять перевела взгляд на Кострова. Металл в его голосе уже не звенел, а дребезжал. Он заторопился, скороговорной повторил критические суждения, какие были высказаны в его адрес в Москве, но своих мыслей в связи с этой критикой у него не нашлось.

"И зачем он только пришел? - думала Анна. - Сказался бы больным. Никто бы не попенял ему за это..."

Какая-то отчужденность от всего происходящего чувствовалась в Кострове.

Он закончил выступление совершенно казенной фразой о том, что - он надеется! - пронские большевики исправят свои ошибки, сплотятся и выполнят стоящие перед ними задачи.

В этот момент Прохоров взглянул на Кострова. Это был мимолетный, мгновенный взгляд, но Анна уловила его: лучистый, острый взгляд, мгновенно оценивающий обстановку. Так вот кошка - греется на солнце, кажется, ни до чего ей нет дела, и вдруг откроет внезапно глаза и через мгновение держит в зубах воробья.

Не успел Косяченко спросить, кто хочет выступить, как Шурыгин попросил слова.

Этот за словом в карман не лез! Он заговорил и о кукурузе, и о силосе, и о льне и приписках, сказал, что нашел у себя в районе председателя колхоза, который покупал на стороне скот и продавал его государству как колхозный...

- Мы этого жулика выявили и исключили из партии, - жестко заявил Шурыгин. - Предложили прокурору района судить...

Потом он обратился к сводкам областного статистического управления.

- А здесь липа покрупнее, - сказал он с удовлетворением. - Вот как, оказывается, был выполнен план сдачи льноволокна. На складах облпотребсоюза лежала прошлогодняя треста. Ее сдали и выполнили план...

Где он только нашел эту тресту?! Узнал от кого-нибудь...

- На это была получена санкция товарища Кострова, я уверен в этом, сказал Шурыгин. - А если так, чем он лучше нашего предколхоза?

"Ну и мерзавец, - подумала Анна. - Вот тебе и любимчик!"

Анна посмотрела на Кострова. Тот сидел спокойно, словно Шурыгин говорил не о нем.

- Авантюризм, авантюризм, политический авантюризм, - несколько раз с аппетитом повторил Шурыгин. - За такие вещи не освобождать, а исключать надо...

Закончил он свою речь здравицей в честь ЦК.

Прохоров и на него взглянул. Но смотрел он на Шурыгина иначе, чем на Кострова, сумрачно, исподлобья. Анна даже подумала: вот-вот он его оборвет.

Однако Шурыгин задал тон. Нашлись ораторы, которые наперебой принялись припоминать Кострову все его окрики, все ошибки...

"Но ведь не всегда же он кричал зря, не всегда ошибался, - все больше волнуясь, думала Анна. - Почему же никто об этом не вспомнит..."

Анна знала: на Вершинкина Костров частенько покрикивал. Она даже поморщилась, когда Вершинкин тоже попросил слова.

Он как-то бочком подошел к трибуне, поднялся и, прищурясь, оглядел зал.

- Я решительно не согласен, - отчетливо произнес он. - То есть я согласен с критикой, которая прозвучала на январском Пленуме в наш адрес. Но я не согласен всю ответственность возложить на товарища Кострова. Эту ответственность мы несем наравне с ним. Если бы многие из нас честнее, лучше, а иногда и смелее работали, может быть товарищ Костров и не очутился в таком положении...

"Вершинкин говорит сейчас именно так, - подумала Анна, - как нужно было бы говорить всем".

- А в нашем районе, - продолжал Вершинкин, - нет случаев приписок и очковтирательства...

- Вы уверены в этом? - перебил его Прохоров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ладога родная
Ладога родная

В сборнике представлен обширный материал, рассказывающий об исключительном мужестве и героизме советских людей, проявленных в битве за Ленинград на Ладоге — водной трассе «Дороги жизни». Авторами являются участники событий — моряки, речники, летчики, дорожники, ученые, судостроители, писатели, журналисты. Книга содержит интересные факты о перевозках грузов для города и фронта через Ладожское озеро, по единственному пути, связывавшему блокированный Ленинград со страной, об эвакуации промышленности и населения, о строительстве портов и подъездных путей, об охране водной коммуникации с суши и с воздуха.Эту книгу с интересом прочтут и молодые читатели, и ветераны, верные памяти погибших героев Великой Отечественной войны.Сборник подготовлен по заданию Военно-научного общества при Ленинградском окружном Доме офицеров имени С. М. Кирова.Составитель 3. Г. Русаков

авторов Коллектив , Коллектив авторов

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Проза / Советская классическая проза / Военная проза / Документальное
Чистая вода
Чистая вода

«Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…» Вознесенский, Евтушенко, споры о главном, «…уберите Ленина с денег»! Середина 70-х годов, СССР. Столы заказов, очереди, дефицит, мясо на рынках, картошка там же, рыбные дни в столовых. Застой, культ Брежнева, канун вторжения в Афганистан, готовится третья волна интеллектуальной эмиграции. Валерий Дашевский рисует свою картину «страны, которую мы потеряли». Его герой — парень только что с институтской скамьи, сделавший свой выбор в духе героев Георгий Владимова («Три минуты молчания») в пользу позиции жизненной состоятельности и пожелавший «делать дело», по-мужски, спокойно и без затей. Его девиз: цельность и целeустремленность. Попав по распределению в «осиное гнездо», на станцию горводопровода с обычными для того времени проблемами, он не бежит, а остается драться; тут и производственный конфликт и настоящая любовь, и личная драма мужчины, возмужавшего без отца…Книга проложила автору дорогу в большую литературу и предопределила судьбу, обычную для СССР его времени.

Валерий Дашевский , Валерий Львович Дашевский , Николай Максимович Ольков , Рой Якобсен

Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза