История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Знаешь что? — вскипел рассерженный не на шутку Вадим. — Твое самомнение превыше твоих возможностей!

— О, Боже! Да уйдешь ты, наконец! — теряя терпение, с досадой крикнула Надя, повернулась и ушла в подъезд.

Полный обиды и гнева, Вадим ушел.

И в самом деле, какая-то плиточница строительной бригады, простая работяжка, которую он необдуманно ввел в компанию своих друзей — «золотой молодежи», нагло посмела пренебречь им, вообразив себе, что может соперничать с внучкой самого…! Отвергнуть его, будущего архитектора! Утешало одно: как она пожалеет потом. Но будет поздно!

Больше он Надю не беспокоил, не звонил, и вообще, «выбыл в неизвестном направлении», как сообщалось из лагерей о выбывших на этап.

«На этом все! Отныне никаких гулянок, вечеринок и прочих забав, — решила Надя. — Строгий режим, голос должен звучать свежо, без малейших признаков усталости». Кроме того, придирчивая и строгая Елизавета Алексеевна требовала, чтоб Надя всегда была в форме не только для пения, но и своим внешним видом.

«Ты артистка и должна не только сама знать об этом, ты должна быть образцом культуры во всех смыслах этого слова». Попробуй, будь образцом, таская ящики с плиткой и бадьи с раствором!

Труднее всего было держать в порядке руки. От цемента и постоянных работ с мокрыми тряпками, которыми затиралась и мылась плитка, руки покрывались цыпками, кожа трескалась и саднила. Надя-маленькая, Аня и еще три-четыре плиточницы работали в резиновых перчатках, предварительно смазывая руки обильно кремом. Получив от своей сварливой преподавательницы нагоняй, Надя на следующий день забежала в аптеку и купила сразу несколько пар резиновых перчаток и крем «Метаморфоза, самый дешевый, какой был. После некоторых неудач она приспособилась работать в них. Перчаток хватало не более как на неделю, что тоже увеличивало статью расходов, зато не стыдно было пойти в парикмахерскую и сделать маникюр.

К зиме пришлось еще раскошелиться на зимнюю обувь. Повезло купить «по случаю», через Надю-маленькую, озверелой дороговизны меховые полусапожки на молнии под названием «румынки». Для начала от цены Надю качнуло в сторону, но, примерив их, она уже не могла отказаться, очень уж ладно сидели меховые «румынки» на ноге.

— Бери, не раздумывай! — тихо увещевала Надя-маленькая. — Импорт, Италия! Где еще такие купишь?

И Надя дрогнула, не выдержала. Наборный каблучок пробил еще одну брешь в сберкнижке. Пришлось отсчитать тысячу сто двадцать рублей! Надя-маленькая по вечерам успевала «халтурить» в каком-то цековском доме на Арбате, в Староконюшенном переулке, и всегда была в курсе последних «криков моды».

— Хозяйка свинья свиньей, но одевается «шикозно», стиляга, модница. Сам где-то в ЦеКа работает, на черной машине вечерами подъезжает, с шофером! А она целый день по магазинам чешет и по телефону треплется. «Биздилюшки» в комиссионках покупает, — придав хорошенькой мордочке таинственное выражение, рассказывала Надя-маленькая. — Она его Зуем зовет, за глаза, конечно. Подружке своей докладывает: «Мой Зуй опять рано приперся».

Несколько раз она приглашала с собой на «халтуру» и Надю-большую.

— Платят, как скажешь, плитка не наша горбатая, а чешская или польская. Знай, ляпай на стену.

И Надя, наверное, пошла бы подработать, но совмещать не получалось. Елизавета Алексеевна дала ей учить с Ритой еще две вещи: Серенаду Векерлина и Перголезе, совсем простенькие вещи, но просила петь по-итальянски.

— Рита поможет выучить, надо немного освободить язык для гласных, — объяснила она тоном, пресекающим всякие возражения, просьбы или сомнения. Как хорошо бы звучали по-русски эти слова:

«Кто хочет купить прелестную птицу жаворонка, который поет с раннего утра до самого вечера?» Рита, добрейшая, милая женщина, с удовольствием вспомнила полузабытые слова, которые когда-то учила, будучи студенткой музыкального училища при консерватории.

— А почему дальше не пошли, в консерваторию? — полюбопытствовала Надя

— Дура потому что! — Замуж выскочила, девку вон родила, не знаю, зачем, вот и вся учеба закончилась. А способности были! Заруби себе на носу: хочешь достичь чего-нибудь в жизни, будь свободной! — Рита улыбнулась и смахнула с ресниц слезы. — Тебе, конечно, нелегко придется, одолеют мужики. Но, ты держись! — с искренним сочувствием сказала она.

— Мне это очень легко! — вздыхая, прошептала Надя и мысленно добавила: «За кого бы я хотела, хоть сейчас, по битому стеклу босыми ногами бежать, его уж нет…»

«ТОПИ КОТЯТ, ПОКА СЛЕПЫЕ» ИНАЧЕ БУДЕТ ПОЗДНО…!

По четвергам муж Риты возвращался домой заполночь, и Рита после занятий усаживала Надю непременно «чаевничать». Надя забегала по дороге на Кировскую за небольшим тортом или пирожными, чтоб не быть «нахлебницей», Рита брала от соседей свою Машутку, и втроем они долго засиживались за чаем.

Иногда Рита была «в ударе» и играла своего любимого Грига, а Надя пела грустные песни Сольвейг, пока не начинали стучать в стену рассерженные соседи.