История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Всего наилучшего! — попрощался Володя. — Извините, я не представился, я — муж Нади, — и, быстро отворив дверь, затолкал ее в подъезд.

— Какое право ты имеешь! — с ожесточением, краснея от гнева, воскликнула Надя.

— Не устраивай сцен в подъезде, это не культурно. Ты мешаешь трудящимся заслуженно отдыхать!

От негодования руки ее дрожали и она никак не могла открыть дверь. Володя взял ключи и тотчас открыл замок. Надя прошла вперед с полыхающими от злости щеками.

— Какое право ты имел так поступать! — закричала она на Володю, как только захлопнулась за ним дверь.

— Тише! Ты же знаешь звукопроницаемость ваших стен! Что подумают соседи! — громким шепотом сказал он. — Решат, что ты меня бьешь! — Он повесил ее пальто на вешалку и обнял. — Я скучал без тебя, кобра. Не мог же я, в самом деле, равнодушно смотреть, как старый селадон облизывал твои, то есть наши, руки! Что ж делать? Каюсь, я ревнив!

Надя, желая сохранить тишину, не ругалась, а только сердито шипела на него, но Володя прижал ее к вешалке и, поймав за обе руки, целовал куда мог, пока она вертела головой. Потом он отпустил ее. — Иди, ставь чайник, я пришел поздравить тебя с Восьмым марта. Можно?

Он взял ключи от квартиры и вышел к машине:

— Я сейчас!

Через минуту вернулся обратно с корзиной цветов, сиренево-алых, необычайно изысканной формы, в густой темно-зеленой листве. Надя обомлела. Сердце ее дрогнуло.

— Спасибо!

«Первые цветы в моей жизни», — и нагнулась понюхать.

— Цикламены не пахнут! — предупредил Володя.

— Какие красивые! — мечтательно сказала она, но тут же отряхнула с себя «лирический туман». — Мне показалось в прошлый раз, что ты не хотел больше приходить?

— Я и не приходил! Защищался от оппонентов. Въедливые и дотошные попались, но отбился, защитился, можешь меня тоже поздравить.

— Поздравляю! — сухо сказала Надя, все еще сердитая на него, и пошла на кухню.

— Подожди, Надя, — остановил он ее. — Я сейчас уеду, я еще дома не был, прямо с защиты.

Она остановилась.

— Я хочу тебе сказать, ты победила меня, кобра Нагайна. Я принимаю твое условие и буду терпеливо ждать светлый май! Но это насилие над личностью! Я просто вынужден капитулировать! Ты поняла? Но у меня тоже условие…

— Никаких! — холодно сказала Надя.

— Это нечестно, это диктатура!

— Да! Диктатура из пролетариата! Думай, к чему она приведет тебя.

— Это не демократично! — сказал, обиженно улыбаясь, Володя.

— Ну, ладно, давай! — уступила она, не в силах сопротивляться милой его улыбке.

— Завтра я приду за ответом, хотя знаю его и сейчас. Ты мне не откажешь!

— Какая наглая самоуверенность! Меня просто бесит!

— Убежденность будущего светила науки!

— Час от часу не легче! В какой же области ты намерен светить? — не скрывая насмешки, спросила Надя, безуспешно стараясь зажечь хоть одну спичку, которые крошились у нее в руках.

— В той самой, о какой ты не имеешь ни малейшего представления, — с чувством превосходства шутливо произнес он, нахлобучивая свою меховую шапку.

— И что же это?

— Электроника!

Надя действительно об электронике не слышала, но, изобразив на своем прелестном лице презрительную мину, пренебрежительно сказала:

— Я уверена, что ты не знаешь ни одного произведения Перголезе или Скарлатти!

— Думаю прожить худо-бедно без Перголезе, а тем более, как его там? Без Скарлатти.

— Так же, как и я без электроники, между прочим!

— Но друг без друга мы не проживем, это уж точно. А поэтому настало самое время нам заниматься любовью. Рождаемость в государстве падает!

Надя не терпела подобных острот:

— Вот иди, пошляк, и занимайся! — сказала она сердито.