История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Ни в коем случае, а то ты меня опять за другого примешь, «табу» завопишь или Сашей назовешь! А то и вовсе пристукнешь, как обещала.

— Саша ушел навсегда из моей жизни! — мрачно сказала она.

— Ладно, не порть себе настроение, едем!

Усаживаясь в машину, Надя, с трудом сдерживая себя, чтобы не засмеяться, с лукавой улыбкой спросила:

— Ты былины любишь?

— Что? Былины? Вопрос на засыпку… А попроще с утра не будет вопросов?

— Я Садко вспомнила. Как ему старик говорил: «Если хочешь, чтоб исполнилось твое заветное желание:

Как ляжешь спать во перву ночь,

Не твори с женою блуда».

— Надеюсь, только «во перву ночь»?

— А старик тот был сам святой Микола Можайский!

Володя, не отрывая глаз от дороги, слегка покосился на нее.

— А не пора ли нам перейти к суровой действительности?

Как ни странно, но Надя почувствовала, что с этой ночи он стал ей намного ближе и дороже, чем, если бы на правах мужа домогался ее любви. «Ничего умнее он и придумать не мог бы, чтоб я его полюбила».

В ЗАГСе ему и ей пришлепнули печать в паспорте. Сонная женщина с унылым лицом и подпухшими глазами вяло поздравила их с законным браком и нудно произнесла небольшую, но содержательную речь. К сожалению, Надя была взволнована и мало что поняла из этой трогательной речи. Уяснила себе только, что теперь она стала «здоровой советской семьей». На вопрос, будет ли она менять фамилию, Надя робко вякнула:

— Не хотелось бы, если можно!

Но Володя проявил бестактную настойчивость.

— Конечно, будет, а как же иначе?

Дома она завалилась спать и проспала до самого вечера. Проснулась, когда уже смеркалось и длинные тени соседних домов перекрыли улицу. Быстро нырнула в ванну, под душ, согнать остатки сна, и только успела привести себя в надлежащий порядок, употребив второпях неумеренно «Белую сирень», как подъехал Володя.

— Ты готова? Я был уверен, что застану тебя спящей.

— И не думала! — Надя важно надула губы, но не выдержала и рассмеялась.

— Поедем, я столик заказал в «Москве».

— Где? — удивилась она.

— В ресторане «Москва», за вещами заедем на обратном пути.

Вечер был прохладный, и Надя достала свой новый белый жакет, купленный у все той же модницы Надьки-маленькой за цену, равную половине зарплаты. Помогая ей надеть его, Володя по обыкновению задержал в руках ее плечи. Она круто повернулась к нему и обожглась о его горячие губы.

— Надя! Родная, ты теперь моя! — прошептал он, привлекая ее к себе.

Забытое, но знакомое пламя вновь вспыхнуло в ней и опалило жаром. Она прикрыла глаза ресницами, чтобы не дай Бог он не увидел, как загорелся в них «угрюмый, тусклый огнь желанья», столько лет запрятанный в тайниках ее души, скованный страхом лагерного спецрежима. Наивно охраняя себя от сердечных ран, она совсем упустила из виду, что вместе с душой существовало ее прекрасное молодое тело, созревшее для любви. И когда, опьяненная его поцелуями, душа ее на миг забылась, плоть властно заявила о своем существовании, заставила замолчать стыд, сказав ему едва слышно:

— Останемся!

Ночью она долго лежала неподвижно, с широко открытыми глазами и смотрела в темноту, разочарованная, недоумевающая. «Неужели это и есть любовь? — задавала она извечный вопрос, который волнует многих, вступающих в замужнюю жизнь девушек. — Или я чего-то не поняла?» Никакого чуда и восторга она не почувствовала, кроме боли и стыда, да еще смущенья и неудобства. Рядом с ней лежал ее новоиспеченный муж и тоже не спал. Он привык ласкать женщин опытных, знающих, что от них ждут, и никак не ожидал встретить полное непонимание. На смену глубокому изумлению пришло ощущение радости и счастья.

— Ты спишь? — спросил он Надю.

— Нет!

— «Навозну кучу разгребая, петух нашел жемчужное зерно!»

— Что? Ах, да! Крылов!

— Вот ты — жемчужное зерно, драгоценность! А я глупый петух. Поняла?

Надя тихонько рассмеялась:

— Оба мы глупые! Давай спать!